Магия обреченных
Шрифт:
Ученик мага оторвался от созерцания айкаса, но взгляд его оставался туманным. Владыке пришлось повторить свой вопрос.
– Уверен, государь. Я искал очень тщательно.
– Тогда, наверное, она выехала на рассвете, – предположил Матияш. – К открытию ворот у каждой заставы собираются дюжины повозок, и городские стражи не слишком присматриваются к возницам.
– Урлих! – обратился Кармал к епачину своей личной гвардии. – Отбери дюжины две самых смышленых и ловких парней. Четверых отправь в Босяцкую слободу, в дом целительницы Ланы. Еще четверых – в Птичью слободу к вестнице Фатинье. Всех, кого твои люди найдут в этих двух домах, доставить сюда. Не грубить, не обижать, но никаких отговорок не принимать. Для немощных и хворых нанять портшезы. Все понятно?
– Не вполне, мой господин. Восьмерых ребят я отправлю к ведьмам, а что делать остальным?
– Остальным поручи обойти все городские заставы и опросить стражников, включая тех, кто сменился утром. Нужно узнать, через какие ворота проезжал фургон, запряженный парой лошадей. Матияш, приметы!
– Лошади серые, молодые, пяти и семи лет. Кобыла и мерин. Невысокие, но быстрые и выносливые. У мерина грива и хвост белые, у кобылы – темные. Фургон легкий, полдюжины локтей в длину, трех – в ширину и высоту. Обтянут выделанными шкурами илшигов. Возница… – Матияш запнулся и снова бросил вопросительный взгляд на владыку.
– Наша наложница Алмель, – закончил за него Кармал. – Возможно, в одеянии гвардейца особого отряда. Но не обязательно. Она могла переодеться торговцем, фермером, лекарем, кем угодно. Могла нанять возницу и спрятаться в фургоне. Могла избавиться от фургона и уехать верхом. Могла… Один Меур знает, что еще она могла выдумать. Но мы очень просим тебя, Урлих: сделай все, что в твоих силах!
Епачин молча поклонился и вышел. Матияш ушел следом, сославшись на необходимость своего присутствия в канцелярии, куда с минуты на минуту начнут прибывать с докладами агенты, спешно отправленные в город охотиться за новыми слухами. Ученик мага продолжал таращиться на зелено-голубой камень, лежавший на его ладони. Кармал остался наедине с собой.
И на этот раз он не успел отгородиться от мыслей об Алмели. Они ворвались в его сознание мутным потоком, неся с собой взвесь горечи, боли, гнева, тоски.
Как она могла?! Как посмела предать его? Алмель, половинка его души! Его единственная любовь, его радость, его спасение от скуки и бессмысленности, отравляющих жизнь монарха в парализованной вечным покоем стране. Он полагался на нее больше, чем на тайную канцелярию и личную гвардию вместе взятые. Он доверял ей, как ни один владыка не доверял никому из подданных, включая жен, детей, братьев и друзей детства. Доверял свои мысли, чувства, секретные планы, надежды, опасения. Он ни разу не унизил ее подозрениями в неверности или неискренности, не пытался застигнуть врасплох и вторгнуться незваным в тайники ее души, не приставлял к ней соглядатаев, не слушал добровольных доносчиков. Он дал ей свободу, о которой и мечтать не посмели бы другие женщины его гарема. Так почему же она так подло с ним обошлась?
Кармал пытался придумать ей оправдание и не мог. Что бы ни стояло за бегством Алмели – любовь к другому, обретенное вдруг призвание, несовместимое с положением наложницы, страх за свою жизнь или жизнь близких, шантаж, неизлечимая болезнь, необходимость спасать мир, – она не имела права улизнуть потихоньку, не попрощавшись, не объяснив ничего тому, кто так верил ей. Ее служанка ошиблась совсем чуть-чуть. Любовь Кармала так велика, что он простил бы Алмели все – все, кроме унизительного недоверия, кроме этого подлого тайного бегства…
Владыка метался по комнате, пожираемый огнем, сжигавшим его изнутри. Впервые за три дюжины прожитых лет он узнал, что такое душевная боль, и, пожалуй, предпочел бы навсегда остаться в неведении. Ни жажда новизны, ни тяга к острым ощущениям не подготовили его к принятию опыта, чреватого безумием. А душевная боль вкупе с пыткой бездействием, похоже, ведут к безумию кратчайшим путем. Кармал едва не застонал от облегчения, когда, дрожащий и согбенный, но стоящий на двух точках опоры Удмук доложил, что гвардейцы привели женщину по имени Фатинья.
– Пусть войдут! – распорядился владыка, принудив себя опуститься на подушки.
– Все пятеро, господин? – робко уточнил слуга.
– Нет, одного гвардейца и женщины будет вполне достаточно.
Кармал никогда прежде не встречался с матерью Алмели и не был знаком с особенностями ее мимики. Но первый же взгляд, брошенный на ее лицо, убедил владыку, что эта женщина знает, куда и почему бежала ее дочь. Знает, но ему не скажет. Ни за что. Уговоры, угрозы и посулы на нее не подействуют, можно и не пытаться.
– Валент! – окликнул Кармал ученика мага. – Перед тобой нагорнийская ведьма. Ты готов подтвердить то, о чем поведал нам раньше?
Валент оторвался от созерцания камня, пристально посмотрел на Фатинью, задумчиво потрогал снизку айкасов, прикрепленную к ремешку на запястье, и кивнул.
– Да. Я вижу только ауру чувств. Эта женщина испугана, но полна решимости.
– Где девочка? – спросил Кармал гвардейца, решив не тратить время на бессмысленные переговоры с ведьмой.
– О девочке мне ничего не известно, повелитель.
– Эта женщина живет с младшей дочерью Доной, девочкой одиннадцати лет. Почему ее не привезли?
– Прости, мой господин, но мы получили приказ доставить во дворец всех, кого найдем в доме вестницы Фатиньи. Мы обыскали весь дом, двор и сараи. Девочки там не было.
– Я спрятала Дону, владыка, – неожиданно заговорила Фатинья, чудовищно нарушив правила этикета. – Ты, конечно, найдешь ее, если задашься такой целью, но это будет нескоро и непросто. А главное – бесполезно. Она ничего не знает.
Кармал пристально вгляделся в лицо ведьмы и понял, что она говорит правду. Злость, охватившая его, была так сильна, что он чуть не отдал приказ отыскать девочку просто чтобы насолить ее матери. К счастью, ему помешал Удмук, который пришел доложить, что гвардейцы привели целительницу Лану.
– Одну?! – вскричал Владыка, и от этого крика душа слуги окончательно ушла в пятки. – Вот как. Понятно. Давай ее сюда! Быстро!
Два дюжих молодца в гвардейской форме буквально втащили в комнату маленькую седую старушку. Кармал, вскочивший с намерением вытряхнуть из старой ведьмы душу, мгновенно остыл, увидев ее заплаканные добрые глаза, которые смотрели на него с сочувствием.