Магия сдвигается
Шрифт:
— Я бы предпочел быть рабом, чем быть таким.
— Если я исцелю тебя, ты должен будешь помочь мне сразиться с ифритом, — сказала я ему. — Ты сможешь найти его, когда станешь цельным?
— Да.
— Как только все закончится, ты поселишься здесь, под опекой Лютера. Ты будешь служить в отделе «Биозащиты» в течение пяти лет. — Это должно дать им достаточно времени, чтобы решить, что с ним делать.
— Да.
— Поклянись огнем, который горит в тебе.
Упырь открыл рот.
— Я клянусь.
Я встала, вытащила книгу из рюкзака и протянула ее Лютеру.
—
Он просмотрел страницы.
— Что это?
— Мы собираемся развить Митчелла до его надлежащего состояния.
— О, хорошо. Подожди, что?
***
УГЛИ БЫЛИ зажжены. Я закончила рисовать алхимический знак для эфира и почти закончила с символами. Митчелл сидел внутри двух треугольников. Сразу за двумя треугольниками на столе, рядом со спичками и маленьким пузырьком с моей кровью, ждал полгаллоновый стакан с прозрачной жидкостью — триметилборатом. Я прихватила его перед тем, как мы вышли из дома.
В комнате собралась группа коллег Лютера. Я познакомила его с теорией основного состояния джиннов, и он объяснил ее им. Реакция была, мягко говоря, неоднозначной. До меня донеслись голоса.
— Ты же понимаешь, что если это сработает, мы нашли лекарство от гулизма.
— Да, но лекарство хуже, чем болезнь. Мы не можем бегать по сельской местности, превращая упырей в джиннов.
— Технически они уже джинны.
— Это не относится к делу.
— Мы понятия не имеем, на что они способны.
— Что во флаконе?
— Ты хочешь сказать, что мы не должны этого делать? — спросил Лютер.
— Нет, — ответила женщина. — Я говорю, что это незаконно, опасно и, возможно, неэтично, но мы определенно должны это сделать.
— Да, согласен с Марго.
— Такая возможность выпадает раз в жизни.
— Просто в качестве эксперимента.
Маги.
— Что ты чувствуешь по поводу того, что она вытворяет? — Это, должно быть, Мэхон. Такое низкое рычание могло исходить только от него.
— Мы позволяем друг другу быть теми, кто мы есть, — сказал Кэрран. — Мне не обязательно должно нравиться все то, что ей приходится делать. Я люблю ее.
Я тоже тебя люблю. Просто запомни это после того, как увидишь, что я собираюсь сделать.
Я нарисовала последний круг вокруг символов. Обереги были самых разных видов, и этот не был сдерживающим, скорее, он функционировал как зеркало, фокусируя любую магию, попадающую в оберег, на существе внутри него.
Митчелл поднял на меня глаза.
— Поторопись.
Я взяла мензурку с триметилборатом и вылила ее на него, пропитав треугольник на полу.
— Она ведь знает, что это огнеопасно, верно? — спросил кто-то.
Я взяла флакон со своей кровью и вытащила пробку.
— Выпей это, когда я скажу.
Он протянул ко мне свои когтистые руки.
— Еще есть время отступить, — сказала я ему.
Митчелл схватил пузырек когтями.
Я чиркнула спичкой.
— Сейчас.
Он проглотил кровь. Я уронила спичку в круг. Взметнулось изумрудно-зеленое пламя. Митчелл, корчась, закружился, его кожа покрылась волдырями, он кричал. Я сосредоточила
— Амехе. — Повинуйся.
Шок от слова взорвал мою голову. Меня пронзила агония. Мир затуманился. Я боролась с этим, пытаясь удержать пламя внутри тела Митчелла. Если бы я ослабила хватку, все было бы кончено.
Позади меня зарычал Кэрран. Да, я использовала слово силы. Подай на меня в суд.
Дымка растаяла. Я пошатнулась, но Дулиттл, похоже, отлично поработал, потому что я все еще была самой собой.
Митчелл все еще кричал. С него слезала кожа, сырая плоть шипела.
Я потянула, и пламя откликнулось, подчинившись моей воле. Я раздула его, направляя в него свою магию. Митчелл сжался в комок.
— Он умирает! — заорал кто-то у меня за спиной.
Расти. Это как раздувать зарождающийся огонь, пытаясь помочь ему разгораться еще жарче.
— Это было действительно опрометчиво…
Расти, уговаривала я, вливая в него магию. Расти.
— Тихо! — прикрикнула Патрис.
Зеленое пламя погасло, всасываясь в тело Митчелла.
Расти!
Крошечное пламя взорвалось, превратившись в раскаленное добела пламя. Митчелл вскочил на ноги. Ярко-оранжевый огонь вырвался у него изо рта и глаз и окатил его, пожирая плоть. Я отпустила. Его тело билось в конвульсиях, дергаясь, как марионетка на веревочке. Огонь превратился в вихрь, и внутри него начало формироваться новое тело, большое, четвероногое и мускулистое.
Пламя исчезло, впитавшись в новую кожу. Странный пушистый зверь стоял передо мной на четырех когтистых лапах, его голова была на целый фут выше моей. Ярко-красное с черными пятнами-розочками, его тело было почти собачьим, поджарое и мощное, как у добермана. Вдоль позвоночника тянулась длинная густая лошадиная грива иссиня-черных волос. Длинный львиный хвост обвился вокруг его ног. Его голову венчали двойные рога, выступающие вперед по бокам худой морды, готовые вот-вот пронзить любого. Его морда была непохожа ни на что, что я когда-либо видела. Длинные узкие челюсти были усеяны острыми идеальными клыками, намекающими одновременно на волка и аллигатора, в то время как его глаза, большие и ярко-оранжевые с темными овальными зрачками, заставили меня задуматься о хищной кошке.
Существо, которое раньше было Митчеллом, встряхнуло головой, отчего его грива взметнулась. Он поднял голову, открыл рот и закричал. Его голос не был ревом или рычанием, он был мелодичным и высоким, как крик птицы, летящей высоко в облаках.
— Святое дерьмо, — сказал кто-то позади меня.
Митчелл наклонился вперед, его глаза встретились с моими. Его смертоносные челюсти разжались, обнажив клыки и черный язык во рту.
Не вздрагивай, не вздрагивай.
— Привет, Митчелл.