Магия взгляда. Часть 1: Руни
Шрифт:
Изначально особая Сила, с которой рождаются люди, не может быть злом или благом, как любят об этом твердить, она — то же оружие, тот же меч! Меч не может сам по себе сотворить ни добро и ни зло, это сделают руки, в которых он оказался. Используя в давней борьбе с непохожими методы, что попирают исконные нормы, они лишь открывают дорогу Эногаранэ в мир людей.
Те Потоки у Орма… Когда-то, считая опасной чужеродную Мощь, их создали, чтобы питать Силой Рысей избранных “Службой” из местных для этой борьбы… Но Сила едина. Те, кто воссоздал Потоки, смогли лишь расщепить
Глупый зазнавшийся вирд, выступающий против соседей, не видит, что, поражая их, он ослабляет себя. И когда придет истинный враг, он не раз пожалеет о сделанном… Сила в чужих руках может пугать, но отнять мечи воинов перед давно ожидаемой битвой лишь потому, что боишься случайного бунта, нелепо. Уничтожив оружие, нужно либо сдаваться на милость врага, либо просто перейти в его стан.
— Прибегая к подобным вещам, “Служба” лишь открывает дорогу тому, с кем должна бы сражаться, — ответил Норт наконец. — Люди слепы… Не всякий способен понять, что творит.
— Да, теория может звучать любопытно, — вздохнул Хейд. — И все же меня занимают другие, конкретные вещи. Зачем слать письмо и приказывать мне сделать то, что способно убить к ним доверие. Было бы проще прислать Истребителя, он бы и сделал…
Внезапно Хейд замолчал, изумленно взглянув на Хранителя. Тот спокойно ответил:
— Я вижу, ты начинаешь уже понимать, что к чему?
— Да, похоже! В Гальдоре не верят чужим… Истребитель не сможет пройти в замок Орма… Пусть даже он доберется до Руни…
— И загорится “цветок”, — совершенно спокойно прервал его Норт.
— Значит, в “Службе” считают: лесянка подпустит меня, потому что уже знает? Я должен либо сгореть, либо, выполнив волю писавших, доставить материал для гомункулов? Мило… Им долго придется этого ждать!
Хейд вернулся домой лишь под вечер. Беседа с Хранителем вызвала чувство большой пустоты. Войдя в комнату, он раздраженно отметил, что очаг прогорел. “Интересно, что делают слуги?” — подумал он. Бросив свиток на стол, Хейд прошел к дверям, но коридор был пуст. Наконец разыскав одного из прислужников, он приказал ему снова разжечь огонь.
— Мы ведь не знали, когда вы вернетесь. Хозяйки тоже не было, — честно попробовал тот объяснить этот промах, но оправдания мало заботили Хейда.
— Лучше сходи за дровами, — прервал он его.
Полагая, что сделал достаточно, Хейд решил возвратиться к себе. Он не думал, что в комнате может быть кто-то еще, но, открыв дверь, увидел у стола Бронвис. Подняв к свече свиток, она с любопытством читала его.
— Бронвис! — окликнул ее Хейд.
Жена обернулась.
— Не трогай это письмо!
— Почему? — удивленно спросила она, когда он почти выдернул свиток из рук.
— Потому что тебя это все не касается.
— Скерлинг не слишком доволен тобой? — в ее тоне звучала насмешка. — И Руни способна второй раз испортить мне жизнь? Эта ведьма и впрямь роковая женщина! Чего от тебя хочет “Служба”?
Вопрос удивил:
— Ты же все прочитала!
— Не до конца!
Ответ объяснил и тон Бронвис, сначала неприятно его поразивший, и ее раздражение. Позабыв, что случилось с ней здесь, она знала со слов Хейда, из-за кого у нее начались неприятности.
— “Служба” считает, что я должен лично расправиться с ней, — усмехнувшись, заметил он. — Та, что может зажечь взглядом пламя, не смеет жить…
— Значит, цена нашей жизни а Гальдоре — ее голова? — вдруг серьезно спросила жена. — Ее смерть убедит их, что можно тебе доверять?
— Перестань болтать глупости, — как только мог беззаботно ответил ей Хейд. — Их долг сделать вид, что они знают все, и давать наставления. За год я получаю примерно два-три подобных письма.
Когда Бронвис, поверив ему, успокоилась и ушла спать, он сжег тонкий пергамент. В запасе еще оставалось несколько месяцев, чтобы успеть подготовиться к тем переменам, к которым вело нарушение воли “Службы Магии”. Хейд должен был все продумать и кое-что просчитать.
Очаг в спальне уже прогорел, когда Бронвис наконец поняла, что сегодня муж не придет. Это было достаточно странно, однако причина казалась ясна.
— То письмо! Хейд боялся, что я прочитаю его до конца… Значит, дело серьезнее, чем он хотел показать мне, — тревожно подумала Бронвис. — Едва я поверю, что все хорошо, как жизнь рушится… Что за судьба!
Когда Бронвис очнулась в доме-холме, она ясно помнила Двор и Властителя, но потрясение было намного слабее, чем то, что она испытала, впервые попав в Гальдорхейм. Норт, убрав память о прожитом годе, не стал обновлять пережитые ранее чувства. Все то, что открылось глазам Бронвис, вызвало в ней любопытство, а вовсе не страх, показалось похожим на сон или просто игру.
Тот мужчина, с которым она была в комнате, ей не понравился. Бронвис любила высоких и стройных мускулистых красавцев, а этот был самым обычным. Однако слова о замужестве не испугали, она приняла их как совершившийся факт.
— Первый муж был еще хуже… Этот хотя бы не стар! — промелькнуло в мозгу. — Я сумею его приручить и заставить жить так, как хочу.
Слова Хейда о том, что им движет лишь голый расчет, поразили ее.
— Что бы это могло означать? — озадаченно думала Бронвис, однако картина дальнейшей их жизни слегка развлекла.
“Не так плохо! Мне будет забавно внушить дикарям, что такое приличное общество,” — пришла в голову гордая мысль, щекоча самолюбие. И только после ухода того, кто здесь был Человеком Двора, Бронвис вдруг поняла, что Хейд просто морочил ей голову.
— Он ведь и вправду внушил мне, что глупые вирды достойны того, чтобы их обаяла высокородная Лонгрофта! Мне, фаворитке Властителя, тратить свои силы, чтобы пленить их? Достойная цель!
Тем не менее, Бронвис признала, что этот неведомо как появившийся муж пробудил любопытство. Начни он с любовных признаний, она бы не знала, куда ей деваться с тоски. Дифирамбы приелись еще при Дворе. “Когда сам не любишь, то пылкие чувства поклонников больше досаждают, чем радуют,” — как-то прочла она в куртуазном трактате и согласилась, припомнив свой опыт.