Магия
Шрифт:
Но оценив его самоотверженный поступок, когда никто не пришел ей на помощь, Лейла решила рискнуть.
Глава 16
Дунстан посадил Лейлу на коня перед собой и обнял. У него возникло ощущение, что она нуждается в его сильных руках. Он хотел всегда защищать эту энергичную женщину, защищать ее от несправедливости этого мира.
В то же время он признавал, что хотел утешить и себя.
Не понимая, почему он чувствовал себя вынужденным быть опорой этой женщине, которая обладала гораздо большей властью,
В его объятиях женщина казалась такой хрупкой, но ведь она Малколм, напомнил он себе, и совсем не беззащитна. Лейла вызывающе тряхнула головой, как будто была готова сразиться с целой армией. Дунстан полагался на ее здравый смысл, надеясь, что она не затевает какую-нибудь глупость. При мысли о том, что Малколм способна совершить из мести, его бросило в дрожь.
Она не возражала, когда он опустил ее на землю у входа в дом.
— Я должна поговорить с вами сегодня вечером, после того как прогоню этих негодяев, — сказала она ему своим обычным властным тоном, хотя ее слова Дунстан воспринял как полуприказ-полупросьбу.
Он был в замешательстве, потому что для всеобщей пользы ему следовало собрать свои вещи и уехать.
Словно угадав его мысли, Лейла продолжила, прежде чем он успел возразить:
— Я узнала кое-что важное сегодня и буду паинькой, если это необходимо. Я обещаю не манипулировать вами, не соблазнять или что там еще вы ожидаете от меня, но я должна поговорить с вами.
Дунстан не сказал, что сам хотел ее видеть и что боялся скорее себя, чем ее.
Он поговорил с дворецким, который появился за ее спиной и, убедившись, что ее верные слуги позаботятся о ней и исполнят все распоряжения в отношении неугодных ей господ, повернулся к Лейле, которая наблюдала за ним глазами, полными надежды и доверия. Она доверяла этому человеку — человеку, которого презирал весь Лондон. И он не мог разочаровать единственную поверившую в него женщину.
Дунстан стиснул зубы, коротко кивнул и уехал. У него появилось смутное ощущение, что он только что передал свою судьбу неподвластным ему силам.
Дома он пропустил мимо ушей расспросы Гриффита, переоделся в чистую одежду, молча проглотил оставленный Мартой ужин и погрузился в размышления о том, насколько серьезны его проблемы.
Он мог потерять урожай так же легко, как Лейла чуть не потеряла свой.
Он не стал попусту тратить время, подвергая сомнению несправедливость, наделившую этих распущенных юнцов такой властью. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на том, как спасти свои экспериментальные растения и укрыться самому, но при этом защитить интересы Лейлы.
Дунстан не сомневался, что способен превратить поместье леди в процветающую, прибыльную ферму, которая будет кормить и одевать всю деревню, да еще и наряжать ее племянника в шелковые платья. Но он был слишком самонадеян, думая, что может не считаться с обществом, и был слишком горд, а гордыня до добра не доводит.
Дунстан не мог игнорировать общество, которое презирал. Оно, в свою очередь, презирало и боялось его. Лейла была частью этого общества. Из-за него они могли бы презирать и ее.
Он попытался подавить в себе нарастающую тревогу и старался рассуждать логически, осмысливая один факт за другим.
О человеке судили по его репутации. Таланта выращивать хороший урожай было недостаточно. Дунстан стойко воспринял этот печальный факт, мысли о котором всегда игнорировал прежде. Он рассчитывал на людей, признающих его талант агронома, но сколько из них сумеют оценить по достоинству его достижения в сельском хозяйстве на фоне этого скандала? В глазах общества он был человеком, который убил свою жену и никем иным.
Будь у него хоть малейшая способность к убийству, он, без сомнения, сделал бы это сегодня, когда жизнь Лейлы оказалась под угрозой. Как бы Дунстан ни старался, он не мог представить себе, что убил Силию, несмотря на ее измену и предательство. Он был овощеводом, а не убийцей. У него даже не было шпаги, не говоря уже о пистолете.
Но никто в этом мире не поверит ему, если он сам не верил себе.
Укладывая Гриффита в кровать, помешивая угли в камине и гася свечи, Дунстан все думал о том, куда приведут его мысли. А вели они его непосредственно к леди Лейле.
Дунстан не мог не встретиться с ней, на сей раз. Решив уехать, он должен был объяснить ей причину.
С этой решимостью он вышел на теплый вечерний воздух, где жужжали насекомые, кричали ночные птицы и в ожидании похрапывал его конь.
Пребывая в состоянии возбуждения, он покормил животное овсом, оседлал и, вскочив в седло, быстро поскакал к поместью.
Дунстан привязал коня к низкому суку дерева и, не желая будить слуг и тем самым бросить тень на репутацию леди, свернул на тропинку за домом, ведущую к балкону Лейлы. Он заметил, что где-то в глубине комнаты горела свеча.
Проверив на прочность толстую лозу плюща, Дунстан полез вверх, опираясь ногами на выемки в неровной каменной кладке стены.
Когда он перекинул ногу через перила, то, прежде чем войти, заглянул сквозь занавески и увидел, что происходит в комнате. Свеча, мерцающая на ночном столике, освещала Лейлу, свернувшуюся калачиком на краю кровати поверх покрывала. Ее волосы рассыпались по подушке. Создавалось впечатление, что она заснула в ожидании кого-то. Дунстан толкнул балконную дверь и обнаружил, что она не заперта. Когда он вошел, Лейла повернулась на спину. Синий бархатный халат распахнулся, и под ним показалась поблескивающая в свете свечи ночная сорочка.
Дунстан решил, что она проснулась, и приблизился к кровати, но Лейла беспокойно заметалась во сне. Интересно, подумал он, видит ли она его во сне, хотя слишком самонадеянно это было с его стороны, но ему она снилась очень часто.
Ему очень не хотелось будить ее, потому что он не был уверен, сможет ли не нарушить те хрупкие взаимоотношения, которые установились между ними. Однако невозможно и уехать, не поговорив с леди.
Стоя в раздумье, он провел рукой по лицу и вдруг в мерцающем свете заметил ее обнаженную ногу. У этой женщины было красивое стройное тело, и любой мужчина дал бы многое, чтобы коснуться его.