Магнат
Шрифт:
— Если бы я только знал, то принял бы те удары кнутом на себя. Но я не знал.
Его неожиданная доброта напоминала бальзам, хотя глаза жгли слезы, которые я с трудом сглатывала.
— Я хотела бы, чтобы ты об этом не знал. И все равно не думаю, что в этом дело. Но я ценю твое мнение.
Он глубоко вздохнул.
— Я многого хочу. Хотел бы, чтобы не было никакого Приобретения. Хотел бы, что нас здесь не было. Хотел бы, чтобы мы с Лаурой могли быть вместе. Хотел бы…
— Я знаю. У меня тоже немало желаний. — Вспышка образов пробудилась
Мы сидели молча достаточно долго, чтобы услышать, как Вайнмонт и Люций разошлись по своим комнатам, а Фарнс начал уборку внизу.
Когда Тедди ушел, я поняла, что все три Вайнмонта проникли в мое сердце.
И я прокляла их за это.
Глава 7
Стелла
Рене двигалась бесшумно, шпильки торчали между ее губ и на тыльной стороне ладони виднелись пробные мазки теней. Она колдовала надо мной больше часа, но было очевидно, что возможность подготовить меня к причудливой вечеринке не входила в список ее навыков. Тем не менее, она делала все возможное — завила мне волосы, подкрутила ресницы, сделала макияж. Сначала я спорила, сказав ей, что смогу сделать все сама. Вскинув бровь и покачав головой, она отвела меня в мою комнату.
Теперь я была неимоверно близка к окончанию подготовки. Она заколола по одному боковому локону сверху, а остальные растекались по моей спине красными волнами. Моя кожа светилась под лампами туалетного столика.
Рене потянулась к темно-коричневым теням для век, но в остальном я была согласна со всем. Для меня это не имело значения. Не на самом деле. Я не хотела никого впечатлять. Может, мне и пришлось пройти по порочному пути, сделав себя менее привлекательной для предстоящего рождественского суда, но я знала, что спланированное для меня не касалось секса. Не по настоящему. Речь шла о насилии. Об отнятии у меня чего-то.
Я глубоко вдохнула и сделала все возможное, чтобы улыбнуться Рене в зеркале. Она бросила последние шпильки на стойку и вернула мне улыбку.
— Думаю, закончила. Ты выглядишь потрясающе. Возможно, не так сказочно, как на балу, но там с тобой работали профессионалы, которые помогали…
Она не закончила предложение, стоило мне опустить свой взгляд на руки. Рене опустила ладонь мне на плечо.
— Прости. Мне не стоило поднимать эту тему.
Я прижала ее руку своей и снова встретила ее темный взгляд в зеркале.
— Все нормально. В конце концов, это моя жизнь. И мы вроде как вместе, верно? Просто между нами всего-то двадцать лет.
— Именно так я себя чувствую, — вздохнула она. — Знаю, что это ты. Знаю, что ты все это проходишь, но все еще чувствую это сама, понимаешь? Это похоже на рану, которая так никогда и не зажила. Когда ты уехала на бал, я знала, что не смогу спасти тебя, но почувствовала, что снова была там, переживала это. Вместо свежей боли была застарелая. Эмоции — они были одинаковыми. Я... почувствовала их. Я понимаю.
Если она до сих чувствует эту боль, это ждет и меня через двадцать лет? Буду ли я здесь помогать очередному жертвенному ягненку приготовиться к разрезанию горла? Я содрогнулась от этой мысли. Никогда.
— Есть еще одна вещь. — Рене выдвинула маленький ящик в крайнем левом углу столика и вынула шприц.
Во мне зашевелилось беспокойство.
— Для чего это?
— Для тебя. Это твоя обычная инъекция. — Женщина наморщила лоб. — Чтобы был результат, она нужна тебе уже сейчас. На всякий случай... На суде… понимаешь…
Я изучала шприц, и мои глаза расширились с признательностью. Противозачаточное. Последняя инъекция делалась мне три месяца назад, поэтому Рене была права. Вайнмонт перелопатил каждую страницу моей медицинской карты и держал меня в лучшей форме для рождественского суда. Мои глаза обожгло сердитыми слезами.
— Это так ненормально, Рене. — Я сжала руки в кулаки, мои ногти впились в ладони. — Так чертовски извращенно.
— Прости. Я просто…
— Нет. Все в порядке. — Я боролась со слезами, не давая вырваться ни одной капле. — Просто сделай это.
Я предложила свою руку, и она разорвала спиртовую салфетку, очистила место и сделала укол. Легкое жжение, а потом ничего. Теперь я защищена. Я не знала, смеяться мне или плакать от смехотворности этой мысли. Я никогда не буду защищена, никогда не буду в безопасности, пока не освобожусь от Приобретения.
Рене бросила шприц в мусорную корзину.
— Прости.
— Это не твоя вина. — Я вздрогнула от мысли о беременности после рождественского суда. — И спасибо... Я имею в виду, за то, что делаешь это для меня.
Рене поцеловала меня в макушку, прежде чем на несколько секунд прижаться щекой к моим волосам. Я была удивлена, что такой маленький жест смог принести столько утешения. Но к тому времени, как она выпрямилась, я почувствовала, что ее тепло перетекает в меня мягким потоком.
Она улыбнулась достаточно широко, чтобы почти убедить меня, что улыбка настоящая.
— Подожди, пока не увидишь платье, которое я для тебя выбрала.
— Если оно с перьями... — скривилась я. — Забери себе.
Она рассмеялась и покачала головой, при этом ее темные волосы засияли.
— Никаких перьев. Не в этот раз. Давай.
Я последовала за ней в спальню и остановилась, когда увидела платье, которое она разложила на моей кровати. Оно было черным с углубленным декольте. Подол доставал до лодыжек, но высокий разрез мало что оставлял воображению.
Я нахмурилась и скрестила руки на груди.
— Не думаю, что смогу его надеть, Рене.
Она опустила руки на бедра.
— Скромность — уродливая сестра уверенности.