Магнат
Шрифт:
Я засмеялась, звук показался холодным даже мне самой.
— Теперь это командный вид спорта? Мы? Ты собираешься смотреть, как твои друзья будут насиловать меня? Держать меня? Будешь ободрять их? Считать? Сунешь кляп мне в рот, чтобы заглушить мои крики? Все это сможет стать для тебя туманным воспоминанием, когда ты станешь Сувереном?
Он поднялся, возвышаясь надо мной.
— Я сделаю то, что должен сделать, чтобы стать Сувереном. Это правильная игра, Стелла. Вот увидишь.
Повернувшись спиной, он шагнул вперед с новой целью, как будто наша болтовня о моем осквернении
— Будь готова к отъезду через полчаса.
Мой подбородок упал на грудь, когда он закрыл дверь. Как и Вайнмонт, Люций решил победить любой ценой. Для них ценность Суверена перевешивала мое благополучие, мою свободу, всю меня. Я встала и уронила одеяло перед тем, как пойти к ставням и распахнуть их.
Легкий бриз обдувал поля сахарного тростника, пока солнце опаляло их сверху. Лучи казались болезненными, острыми и неумолимыми, но сахарный тростник впитывал наказание и становился сильнее, слаще — более ценным. Каждый миг под гнетущей жарой был подарком, дозой жизни, потому как не будь этих лучей, не было бы и тростника. Не было бы жизни и процветания.
Всегда ли сила рождалась в огне, в мучениях? Я кивнула в ответ на свой немой вопрос. Я вынесу страдания, чтобы выжить, но выйду по ту сторону. И когда я это сделаю, я сожгу все Приобретение дотла.
Глава 5
Стелла
Перелет длился несколько часов, солнце уже исчезало с неба, когда мы пошли на посадку. Темные воды залива отступили, и на горизонте промелькнули мерцающие огни. Новый Орлеан пылал, город казался ярким даже с воздуха.
Ни Вайнмонт, ни Люций не говорили со мной или друг с другом, пока управляли самолетом из открытой кабины. Несмотря на отсутствие слов, враждебность между братьями превратилась в нечто почти осязаемое. Она бурлила в кабине, подливая напряжения в каждую минуту. Я улыбнулась и расслабилась на своем месте, наслаждаясь натянутости в спинах их обоих, сидящих перед панелями управления. Возможно, посеять между ними семя раздора будет не так сложно, как я себе представляла.
Мы приземлились на частном аэродроме за пределами города и заехали в ангар. Водитель ждал рядом с черным лимузином. Когда самолет остановился, Люций встал и открыл люк, опустив трап, чтобы мы могли выйти. Он протянул мне руку.
— Не прикасайся к ней, — прорычал Вайнмонт.
— Отвали к чертям, — Люций не дрогнул.
Я взяла его за руку и ступила на трап, радуясь, что вышла из заполненной напряжением кабины. Для Луизианы погода казалась холодной. Зима была в самом разгаре, несмотря на высокое яркое солнце.
Водитель приветствовал меня с улыбкой и открыл заднюю дверь. Я села, когда он пошел, чтобы помочь забрать сумки и другие вещи из багажного отсека самолета. Пока мы ехали, по радио негромко играла рождественская музыка. Я почти рассмеялась. Счастливого мне Рождества. В последние несколько месяцев юмор приобрел для меня особую значимость.
Несмотря на то, что я была здесь ради суда Приобретений, я радовалась возвращению в Штаты. На долю секунды позволила своим мыслям уплыть к моему отцу, прежде чем загнать их обратно. Последнее, что я слышала: он находился в отделении интенсивной терапии. Я больше не спрашивала. Не могла. Не после того, как увидела его имя в контракте Вайнмонта. Могло ли его нахождение в больнице на самом деле оказаться уловкой, как предположил Вайнмонт, или мой отец был болен? Это не должно было меня заботить, но все же не давало покоя.
Мои глаза начало жечь, душевная рана была еще свежа. Он непростительно поступил по отношению ко мне. Тем не менее, я не могла желать его разрушения, независимо от того, насколько сильно хотела. Слишком многое во мне тянулось к нему, слишком много воспоминаний, много лет доверия друг другу и попыток выжить, несмотря на то, что смерть мамы медленно ломала нас. Я сморгнула слезы и откинула голову, пока они не отступили. Возможно, я не хотела, чтобы мой отец умирал, но будь я проклята, если стану плакать по нему.
Машину тряхнуло, когда водитель загрузил кое-какие вещи в багажник. Вайнмонт скользнул рядом со мной и запер обе задние двери. Люций стоял снаружи, глядя на брата, прежде чем занять переднее пассажирское сиденье.
— Назад домой? — спросил водитель.
— Да, Люк. — Люций не сводил с меня глаз боковым зрением.
Я отодвинулась от Вайнмонта. Он все еще был не в форме, свежие повязки на руках и злые красные раны на шее. Исцелятся, но потребуется время. Он изучал меня, его взгляд был сфокусирован на мне, пока мужчина барабанил пальцами по колену. Что было у него на уме после того, что он пытался сделать этим утром?
Память о его твердом теле на моем спровоцировала порыв тепла, прошедшего через меня. Сначала я испугалась, но потом превратилась в нечто большее. Ожила. Я бросила ему вызов сделать это. Хотела, чтобы он сделал последний шаг, чтобы еще больше запечатлеть его гибель.
Возможно, он обманул мое тело, отчаянно нуждающееся в его прикосновении. Но мой разум он провести не смог. Я знала, что он не сможет добиться своего. Знала, что хочет сделать меня чем-то большим, чем просто его Приобретением. В его извращенном сердце остался проблеск любви, и я коснулась его, почувствовала. Теперь я использую его, чтобы сломать Вайнмонта.
Люк прибавил скорость на трассе между штатами, удаляясь к пригороду Луизианы, к поместью Вайнмонтов. Люций продолжал оглядываться назад, словно строгий наставник, на смене которого не будет никаких развлечений. Вайнмонт ничего не говорил, просто продолжал изучать меня, как будто раскладывал по частям, чтобы узнать, какая именно магия заставляла меня действовать.
Рождественская музыка играла на протяжении всей поездки, неся в себе радость, когда мы подъехали к воротам с виноградной лозой, и я снова оказалась на территории врага. Это было похоже на возвращение на родину — извилистая дорога, полные тайн заболоченные местности, знакомые дубы. Мой взгляд скользнул над верхушками деревьев к окнам спальни на третьем этаже. В одной из них горел свет. Мать Вайнмонта наблюдала за нашим приездом?