Шрифт:
Глава 1
– Чего это ты в обморок хлопнулась? – внезапно услышала я взволнованный голос подруги. Он пробился ко мне откуда-то со стороны, издалека, с трудом продрался сквозь липкую вату, которой окутал меня неизвестно кто и неизвестно зачем.
– Сама не пойму, – с трудом разжав спёкшиеся губы, пролепетала я, начиная смутно различать окружающее.
Галка нависала прямо надо мной, как расплывчатая глыба неизвестно какой субстанции. Другие наши конторские – три дамы разного возраста и телосложения –
Я потихоньку приходила в себя, окружающее выплывало из марева и начинало приобретать вполне нормальные очертания. Мир зазвучал, и я вдруг услышала, как одновременно у всех присутствующих (кроме меня, разумеется) вырвался вздох облегчения.
– А что случилось? – запоздало поинтересовалась я, облизывая отчего-то пересохшие губы и оглядывая всех сразу.
– Что случилось?! – заполошно взмахнула руками Алёнка. – Это ты у нас спрашиваешь?! Это мы у тебя должны спросить, что случилось! Ни с того ни с сего стала белой как мел и хлоп в обморок! Лежишь и не дышишь! Как мёртвая! У меня от страха чуть сердце не остановилось! И ты ещё спрашиваешь, что случилось?!
Алёнка у нас самая молодая и самая эмоциональная. Ей всего-то двадцать три, и до тех она неизвестно как добралась, потому что детство в ней так и играет. Детская непосредственность яркими красками написана на её симпатичной мордашке. И захочешь – не спрячешь. Пышный хвостик из белокурых волос, завязанный яркой лентой, тоже не добавляет ей солидности.
Ну и не надо. Солидности в одной нашей Маринке на всех нас хватает. Даже с избытком. А заодно непробиваемости и бесцеремонности. Вот уж на ком бронежилет с рождения. Видно, по ошибке надели да в суматохе снять забыли.
А может, и не по ошибке.
И сейчас Маринка повернулась к Алёнке всей своей солидной комплекцией и безапелляционно заявила:
– Тебе-то чего помирать?! В твоем-то возрасте?! С какой стати-то? Не ты же в обморок хлопнулась.
Меня слегка перекосило:
– Я вообще-то тоже пока помирать не собираюсь.
– А кто тебя знает?! – обернулась ко мне Маринка, холодно сверкнув глазами, но увидев наши лица (моё и подружкино, Галкино особенно впечатляло), тут же добавила, не меняя тона:
– Да шучу я. Шучу. Сто лет проживёшь. Чего тебе сделается?! Здорова как лошадь. А обморок?! Ерунда! Тоже мне, событие. С кем не бывает! Не бери в голову.
Она громко хмыкнула прямо мне в лицо, бросила на Галку быстрый взгляд, убедилась, что нападения не будет (ни словесного, ни физического), и направилась к своему компьютеру.
И правильно. Обморок обмороком, а работать надо.
Угораздило же меня хлопнуться в обморок прямо на рабочем месте!
И как это могло произойти?!
Галка взяла стул, села напротив.
– Ну что, прошло?
– Да вроде, – я неуверенно пожала плечами и секунду подумала. – Всё в порядке. Просто слабость какая-то… И губы почему-то пересохли. Спеклись прямо.
– Слава
– Только не это! – я сразу ожила, зашевелилась, потому что с детства до одури боялась людей в белых халатах, и Галка отлично об этом знала.
Как говорится, мы с ней сто лет в обед как друг друга знаем. И всё друг о друге тоже.
Галка усмехнулась, а я твёрдо заявила:
– Никаких «Скорых»! Как пришло, так и уйдёт.
– Ну – ну, – прокомментировала услышанное Маринка, не сходя со своего места. – Это вы съели что-нибудь… Бывает.
При мысли о еде мне слегка поплохело, но не до обморока, так что это меня не особо испугало.
Почему-то у меня в жизни всё не как у людей. Если должно с кем-то произойти что-то непонятное или неприятное, а то и всё вместе, будьте уверены, произойдёт это именно со мной, хотя людей вокруг пруд пруди. Мне на такое «внезапно» везёт. Как говорится, и обрадоваться не успеешь. Я вечно вляпываюсь в самые нелепые истории и веду себя глупее некуда. Вроде и не дурочка, а вот поди ж ты…
Ну, посудите сами. Мне уже почти тридцатник, а выгляжу, как идиотка, на девятнадцать, так что вечно ко мне подростки клеятся.
Однажды в парке привязались пацаны, лет по семнадцать каждому, не больше. Естественно, что знакомиться с ними я не пожелала. Никогда не чувствовала в себе призвания стать воспитательницей в детском саду, о чём я им и не преминула сообщить.
Не поняли. Один из них, видать, самым крутым себя назначил, нож выхватил, приставил остриём к моему горлу и прижал меня к дереву.
– Ну что теперь запоёшь, детка?!
Вот дебил! Откуда только такие берутся?!
– Птички в клетке не поют, – подыграла я ему.
Он слегка расслабился, ухмыльнулся довольно, ножичек-то и ослабил. Всё, думает, готова, спеклась. Сопротивления не будет.
Тут я и дала себе волю. Руку с ножом отбросила, в лицо ему плюнула. И как начала орать да по щекам его хлестать, пока вся морда красной не стала! Потом за грудки схватила и об дерево! Саданула от души! Да ещё несколько раз! А уж орала – мама дорогая! Правда, потом так и не вспомнила – что. Но едва не охрипла.
В себя пришла, сумку на плече поправила и потопала, а за спиной – немая сцена. Так в полной тишине и чапала. Три ночи потом его ошарашенная физиономия снилась.