Магнитное притяжение
Шрифт:
Бабы на работе, когда слушали, сначала охали-ахали, потом хохотали до колик, потом меня ругали. Да ещё как ругали! С азартом. Со вкусом. Чуть не прослезились от жалости. Дескать, бедные детки, небось заиками стали по моей вине.
Хороши детки! Ничего не скажешь!
Только зря я фыркала. Ещё и виноватой осталась. Деток, оказывается, перевоспитывать надо, а не пугать. Ну, я в сердцах и пожелала коллегам стать следующими воспитателями. Может, у них лучше получится. Особенно в темном парке и при явном численном перевесе в сторону «деток».
Все сразу дружно замолчали, посмотрели на меня не слишком любезно, но с советами отстали. И на том спасибо! Правда, потом подумала, что плеваться, может, и не надо было. Неинтеллигентно как-то. Некрасиво. И совсем мне не свойственно. Ну да в горячке чего не сделаешь. Да и после драки, как известно, кулаками не машут.
– Ну-ну, ты ещё вспомни, как в институтской общаге настырному ухажёру кастрюлю с супом на голову надела, – в унисон моим мыслям произносит Галка и заливисто хохочет. – До сих пор лапшу на его ушах вижу и выпученные глаза! Вот умора!
– Да уж, – кисло соглашаюсь я. – Три ночи потом кроватями двери подпирали, а днём ходили всей толпой да по сторонам озирались, от страха тряслись. Весело, ничего не скажешь.
– Вы работать сегодня собираетесь? – вклинился в наше веселье сухой голос Тамары. – Сами ничего не делаете и другим не даёте. Прошло и прошло. Хватит уже мусолить…
Мы переглянулись и притихли. Томку обычно не слышно. Она худощава, деловита, всегда очень серьёзна. Я склонна думать, что её слабое здоровье тому причиной. Потому как, если здоровья нет, то откуда ж веселью взяться. Хотя, может, она с рождения такая флегматичная. Кто её знает?! Мы близко не знаемся. Встречаемся на работе и всё. К тому же она значительно старше всех нас. Ей уже перевалило за сорок, и хвостик довольно велик. Впрочем, дело, конечно, не в возрасте, просто точек соприкосновения мы не нашли. Серьезность во мне слабо приживается. Всё ещё тянет резвиться, как щенка на солнышке.
Я пытаюсь встать, но меня так ведёт в сторону, что я тут же падаю обратно на стул. Совсем без сил. Даже дыхание сбивается.
Вот это да?! А мне казалось, что я в норме.
– Ни фига себе качка на ровном месте, – озабоченно бормочу я.
Галка также озабоченно хмурится.
– Давай-ка иди с работы домой отпрашиваться. Что-то я тебя такой слабой да больной и не помню. Не дай Бог что серьёзное. В таком состоянии не до работы. Я тебе такси вызову, а ты до шефа добреди и отпросись. Давай, давай, поднимайся, как-нибудь вместе три шага до кабинета сделаем.
Я раздумываю, а Галина действует.
Она берёт меня под руку, доводит до кабинета начальника и шёпотом спрашивает:
– Ну как? Продержишься одна или вместе зайдём?
– Всё нормально, – убеждаю я подругу в том, во что самой плохо верится, но я стараюсь держать хвост пистолетом. – Вполне освоилась в вертикальном положении. Сама справлюсь.
И я, слегка пошатываясь, открываю дверь. Шеф уже в курсе, и его первые слова на моё появление:
– Иди, иди. Отлежись до завтра.
Какая чуткость, умиляюсь я (про себя, естественно). Но потом соображаю, что в больницу меня чуткий начальник не посылает. Ничего удивительного. Срочной работы полно. Больничные не приветствуются. Это надолго. А так… Глядишь и обойдётся.
– Спасибо, Роман Петрович, – начинаю я и на этом заканчиваю, так как шеф и рукой и словами указывает мне на дверь.
– Иди, иди. Дома, говорят, и стены помогают, так что ты, того там, побыстрее на ноги становись. Не тяни. В твоем возрасте болеть вредно. В старости наверстаешь, а сейчас не расслабляйся.
– До завтра, – послушно прощаюсь я.
– Вот именно! – поднимает он вверх палец. – Завтра рабочий день и дел много, так что именно до завтра.
Я вываливаюсь в коридор к верной подружке, которая подпирает дверь кабинета.
– А такси? – возмущаюсь я вполголоса, на полноценное возмущение сил у меня нет.
– Уже, – с готовностью отвечает Галка. – Я тебя быстро до места доставлю и с ним же вернусь. Никто и не заметит. Скажу – понос пробрал, вот и засиделась в популярном заведении, зато за тебя спокойна буду. А ты спать ложись, и дрыхни без просыпу до завтра. Сон – лучшее лекарство. С утра созвонимся, а вечером и беспокоить не буду. Спи.
Я фыркаю, но соглашаюсь. С Галкой ехать спокойнее. Мало ли что. А так… Если до дома доберусь живой, то уж точно в живых останусь.
Дома меня непреодолимо тянет в сон. Галина, что ли, накаркала. Я пытаюсь что-то жевать, даже зачем-то завариваю крепкий чай. Вообще-то я предпочитаю кофе. Когда-то могла выпить семь чашек за день, но потом поняла, что причина моей бессонницы, а также внезапного резкого сердцебиения и усталости именно кофе, и перестала пить его во второй половине дня. Чай, сок, компот и просто вода – всё годится, но только не кофе.
Сейчас уже четвёртый час, день давно в разгаре, и поэтому я пью чай. Получается плохо. Глаза слипаются, и я, набрав в рот чаю, забываю его глотать.
Наконец раздаётся стук, я вздрагиваю и понимаю, что это моя собственная голова столкнулась лбом с обеденным столом. Я выползаю из кухни, с трудом добредаю до спальни, кое-как стягиваю с себя одежду и роняю её прямо на пол. Рухнув на кровать, засыпаю мгновенно.
Просыпаюсь я с ощущением абсолютного счастья. Зеваю и потягиваюсь скорее по привычке. Просто так. Спать абсолютно не хочется. Я бодра и полна сил.
«Проспала», – с ужасом думаю я, вскакиваю с постели, несусь в душ и по пути смотрю на будильник. Неужто и впрямь звона не слышала?! Обычно мой будильник орёт, как сумасшедший. Не захочешь – проснёшься. Да чего там! Мёртвый и тот подпрыгнет! Или сломался мой верный недруг?
Слава Богу, с часами всё в порядке. Они спокойно тикают и показывают без двадцати шесть. В рабочие дни я встаю в семь, так что будильник ни при чём. Он своё дело знает, поэтому звенеть не торопится.
Некоторое время я бессмысленно таращусь на стрелки часов, потом облегчённо вздыхаю (до работы уйма времени!) и уже потом иду в душ. Хотя я проснулась настолько бодрой, будто уже и душ приняла и две кружки кофе выпила, традиции надо соблюдать, поэтому после водных процедур я бегу на кухню и хватаю кофемолку.