"Магнолия" в весеннюю метель
Шрифт:
— Может, хотел продать рыбу. Мало ли…
— Рыбу обычно обеспечивает Том Дзирнавниекс, шофер из «Латвии», — сообщила Апсите. — Но сегодня ловкач пересел на большой автобус и укатил в Ригу.
— Тем больше оснований самому искать клиентов… Настоятельно советую тебе, Саша, поглядеть, где дымит коптильня, и сходить познакомиться.
— Непременно, — обещала Апсите. — Мы как раз собирались в поселок, может, что-нибудь выясним у киномеханика Олега. Он, говорят, частый гость в «Магнолии».
— Не слишком донимайте его вопросами. Во всяком случае, пока не вернется Мурьян. По-моему, пока не получим показаний Жозите, будем шарить вслепую, —
— Значит, и у тебя впустую?
— Почему «и»? — немедленно возразила Апсите. — В наших руках, самое малое, четыре нити.
— Лучше, если бы одна, — покачал головой Войткус. — Но какой-то шахер-махер мы здесь раскопаем. А тогда можно будет и назначить ревизию.
— Чего же вы еще ждете? — начальственным тоном вопросил Находко. — За работу, товарищи!
Атака на королевском фланге
Если считать по минутам, то на одиннадцатом этаже работы было меньше, чем на нижних. Но Астра никогда не выходила отсюда раньше трех. Она считала, что должна приспособиться к ритму жизни отдыхающих, а не вводить свои порядки. В этом, полагала она, и заключался глубокий смысл обслуживания. Человек приехал побездельничать, и надо дать ему возможность спокойно выспаться, а если захочет — и поработать, когда вздумается. Убрать комнату она может и в обеденное время, и даже вечером, если понадобится. Лишь в некоторых вопросах она была непреклонна: раз в день пыль должна быть вытерта, кровать застелена, ванна вымыта, пепельница и корзины для бумаг опорожнены. Как выглядела палата Талимова после его двухдневной забастовки? Не выразить словами! Такого она на своем этаже больше не потерпит! И в этом отношении ее не смог сломить даже обитатель комнаты номер 1115, хотя он каждое утро тщетно пытался противостоять акции наведения чистоты и порядка.
А в остальном Зубков был старик что надо — это Астра поняла раньше прочего персонала, пришлось лишь привыкать к тому, что убирать надо было в присутствии хозяина, который даже в столовую не спускался. Как приехал, так и не переступал порога, еду велел доставлять наверх, свежим воздухом дышал на балконе.
— Почему я должен здесь видеть те самые физиономии, которые осточертели мне еще в институте? — в первый же день изложил он Астре свое кредо. — К чему тогда было выбивать творческий отпуск? Мне надо работать, пока еще голова варит, — и, заметив, что девушка с удивлением глядит на пустой стол, стеснительно прибавил: — Мне деньги платят за то, что я думаю.
Астру в этом доме ничего больше не удивляло. Один целыми днями не разгибал склоненной над рукописью спины, другой просыпался к обеду, зато у него до утра горел свет и слышались шаги. Иные уходили на далекие прогулки, чтобы проветрить легкие и мозги, были и такие, которые непрерывно отравляли свой организм никотином и кофеином, потому что работать могли только в состоянии возбуждения.
«Знаешь, когда я чувствую себя по-настоящему счастливым? — однажды признался ей кто-то из ученых. — Когда надо работать, а я бездельничаю. Тогда отдых дает самое большое удовольствие. Зато в законном отпуске мне скучно, и я всегда захватываю с собой какую-нибудь работу, хотя жена и сердится.»
Мало ли приходилось слышать упреков и трагических вздохов, когда слово получали жены отдыхающих.
«Если уж не желаешь заботиться о себе, подумай хоть о семье. Куда мы без тебя денемся?»
Летней порой жены успокаивались достаточно быстро — утро проводили на пляже,
«Купи себе конфет. И еще раз спасибо за все!»
Девушка в растерянности грубо оттолкнула ее руку.
«Я на чай не прошу!» — И, повернув назад, оставила женщину на лесной тропинке.
О своей грубости она пожалела на следующий день, когда в комнате уехавших отдыхающих обнаружила адресованное ей письмо и сверточек.
«Не поминайте лихом и примите маленький сувенир как талисман грибника.»
В свертке оказалась расписанная множеством слов трикотажная рубашка с кроваво-красными буквами Love в районе сердца. Хотя в школе Астра учила немецкий, она все же знала, что по-английски слово это означает любовь, но понадеялась, что мать этого не поймет, потому ей очень захотелось сразу же надеть красивый подарок.
Этот первый подарок Астра хорошо помнила потому, что из-за него у нее начались разногласия с матерью. Богобоязненная вдова, по воскресеньям усердно певшая в церковном хоре, никак не могла примириться с тем, что дочь ее расхаживает, напоминая афишную тумбу и привлекая внимание окружающих не своей скромностью, а приемами суетной рекламы. Несогласия переросли в открытый конфликт, когда Астра однажды позволила Олегу проводить ее до дома и даже пригласила зайти к ней, чтобы отведать сока смородины. Не хватало только, чтобы она стала предлагать ему себя самое — на той самой кровати, на которой впервые увидела свет божий!.. Нет, такого прегрешения мать не допустит, лучше вызвать гнев господний жестоким отношением к собственному дитяти.
«Чтобы ноги его больше здесь не было, соблазнителя этого! Если еще раз явитесь вдвоем — не отворю двери, бог свидетель!»
Зато у нее никогда не возникало возражений, когда Астра возвращалась с работы не с пустыми руками. Остатки жирного супа годились для свиньи, кусочек-другой сахара — для кроликов, вываренная кость — для домашнего сторожа, которому давно уже приелись рыбьи потроха.
Похоже было, что материнская строгость заставила девушку возвратиться на путь истинный. На самом же деле Астра теперь каждый вечер, возвращалась домой лишь потому, что в ее рабочей кладовке ночевал Олег Давыдов. И действительно — куда зимой деваться киномеханику, если в этом же Приежциемсе ему предстоит еще и дневной сеанс? Не гнать же машину в райцентр, за сорок два километра, а потом — обратно.
«Это был бы неправильный, с государственных позиций, подход, — внушал он Астре между двумя поцелуями, пытаясь за этими словами укрыть свои интимные цели.
— Впусти меня и сама тоже оставайся, обижать тебя я не собираюсь.»
Быть может, Астра и осталась бы, не улови она в этот момент сходства между собой и той терпеливой девицей, о которой поется в песне. Прошел еще месяц, прежде чем она поняла, что настырный киномеханик, который заботился вроде бы только о собственном благе, на самом деле был ребенком-переростком в облике бородатого гиганта. Ребенком, который в своих похождениях искал не удовольствия, но только счастья. И стремясь дать ему это счастье, Астра стала счастливой и сама.