Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета
Шрифт:
«Поздравляю, Магнус! – подумал я. – Добро пожаловать в воинский рай, где ты всегда сможешь услышать Фрэнка Синатру [27] на норвежском языке!»
Надо бы поддержать разговор, но как-нибудь так, чтобы Сэм не расплющила мне трахею.
– Значит… На девятнадцатом этаже все как будто моего возраста, – заметил я. – Или… нашего возраста. В Вальгаллу только тинейджеров берут?
Сэм покачала головой:
– Эйнхериев разделяют на группы по возрасту на момент гибели. Ты в молодёжной группе, там народ до девятнадцати лет. С двумя другими группами – со взрослыми
27
Фрэнк Синатра (1915–1998) – один из самых известных американских певцов, обладатель знаменитого «бархатного» голоса.
– Как везде, – кивнул я.
– А с пожилыми воинами трудновато поладить. Представь себе дом престарелых, где живут реально лютые стариканы.
– Ага, бывают такие ночлежки.
– Ночлежки?
– Проехали. А ты, значит, валькирия. Ты сюда всех понавыбирала.
– Точно, – ответила Сэм. – Я одна – прямо всех поголовно.
– Ха-ха. Ну, ты поняла, о чём я. Не всех, конечно, и не ты одна. У вас тут… как это… сестринство или что-то такое.
– Вот именно. Валькирии ответственны за выбор эйнхериев. Каждый здесь, в Вальгалле, когда-то пал геройской смертью. Путь в Вальгаллу открыт лишь тем, кто исполнен воинской чести или же ведёт происхождение от скандинавских богов.
Мне вспомнились слова дяди Рэндольфа о том, что меч – это моё наследие.
– Происхождение от богов… Это когда бог доводится отцом, например?
Я опасался, что Сэм поднимет меня на смех, но она лишь мрачно кивнула:
– Многие эйнхерии – полубоги. Но многие – обычные смертные. Для Вальгаллы избирают не за происхождение, а за мужество и честь. По крайней мере, так это должно быть…
Я не понял – она сказала это мечтательно или обиженно.
– А ты? – спросил я. – Как ты стала валькирией? Ты тоже пала благородной смертью?
Сэм рассмеялась:
– Нет пока. Я ещё среди живых.
– И как это у тебя получается?
– Ну, это типа двойная жизнь. Сегодня вечером я сопровождаю тебя на пир. Потом сломя голову мчусь домой доделывать домашку по матанализу.
– Что, серьёзно?
– С матанализом не до шуток!
Дверь лифта открылась. Перед нами простирался зал размером со стадион.
У меня отвисла челюсть:
– Офигеть…
– Добро пожаловать в Трапезную Павших Героев! – провозгласила Сэм.
Сверху вниз изогнутыми ярусами, как на стадионе, спускались длинные столы. В самом центре зала вместо баскетбольной площадки росло дерево – выше Статуи Свободы. До нижних веток было, наверное, футов сто. А крона раскинулась над всем залом, врастая в своды, пробиваясь через обширное отверстие в потолке. Над кроной сверкали звёзды.
Первый мой вопрос, наверное, был не самый глубокомысленный из возможных:
– А почему на дереве коза?
В действительности козой дело не ограничивалось. Между ветвей шастало всякое-разное зверьё, причём я и определить-то мог далеко не всех. Но по нижним веткам, раскачивая их туда-сюда, бродил вполне узнаваемый зверь – жирная косматая коза. Из её раздутого вымени, как из прохудившегося душа, капало молоко.
Под козой четверо
– Козу зовут Хейдрун. Из её молока варят мёд Вальгаллы. Вкуснятина. Сам попробуешь.
– А что за парни за ней бегают?
– Да, работёнка у них так себе. Не безобразничай, а то и тебя по козе дежурить отправят.
– Э-э-э… А никак нельзя… ну, скажем, спустить козу вниз?
– Она свободная коза на свободном выпасе. К тому же такой мёд вкуснее.
– Ну да, ясное дело, – покивал я. – А другие животные? Я вижу, там белки, и опоссумы, и…
– …и сумчатые летяги, и ленивцы, – подхватила Сэм. – Они ничего, миленькие.
– Ага. Но вы же тут едите. Это же негигиенично, наверное. У зверья какашки и всё такое…
– Животные на Дереве Лерад очень хорошо воспитаны.
– Дерево Ле-е-рад? У дерева что, есть имя?
– У всех важных вещей есть имена. – Сэм нахмурилась. – Напомни: как тебя зовут?
– Очень смешно.
– Некоторые из животных бессмертны, и у них свои особые задачи. Где-то ходит олень по имени Эйктюрнир, сейчас его не видно. Мы его для краткости зовём Эйк. Видишь вон тот водопад?
Ещё бы я его не видел! По трещинам в коре откуда-то свысока сбегали ручьи. Они сливались в мощный поток, и водопад ревущей стеной низвергался с ветки в озеро, раскинувшееся между двумя корнями. По площади этот водоём мог бы потягаться с олимпийским плавательным бассейном.
– У оленя из рогов непрерывно течёт вода, – пояснила Сэм. – Она стекает по ветвям прямо в озеро, а из него уходит под землю. Воды этого озера питают все реки земли.
– В смысле… Вся вода течёт из оленьих рогов? Меня, помнится, чему-то другому учили на естествознании.
– Нет, конечно, не вся вода течёт из Эйковых рогов. Есть ещё тающие снега, дожди, всякие загрязнители. Плюс ещё капелька фторидов и слюны ётунов.
– Ётунов?
– Ну, великанов.
Валькирия вроде не шутила, хотя по ней точно не скажешь. Вроде улыбалась, но как-то натянуто. Глаза беспокойно бегали, губы она поджала – то ли чтобы не прыснуть со смеху, то ли в ожидании нападения. Она бы отлично вписалась в какое-нибудь стендап-шоу. Только лучше бы без топора. И черты её лица почему-то казались знакомыми: линия носа, изгиб подбородка, еле различимые рыжие и золотистые прядки в каштановых волосах.
– А мы с тобой раньше не встречались? – спросил я. – Ну, до того… как ты избрала мою душу для Вальгаллы.
– Очень сомневаюсь, – ответила она.
– Но ты же смертная? Из Бостона?
– Из Дорчестера [28] . Я учусь в Королевской академии, на втором курсе. Живу с бабушкой и дедушкой и по большей части занята изобретением уловок, чтобы никто не узнал о моей валькирийской жизни. Сегодня, например, Джид и Биби думают, что я помогаю группе школьников с математикой. Есть ещё вопросы? – Её взгляд при этом отчётливо сигналил прямо противоположное: о личном больше ни слова.
28
Район Бостона, прежде бывший отдельным городом.