Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна
Шрифт:
Под выходящими на запад окнами с ромбовидным остеклением располагался стол, выполненный в виде широкого полумесяца из полированного дюросплава и висящий в метре над ковром на гондолах пассивных суспензоров. Стол был чистым и пустым.
Я сел за него, чуть ослабив гидравлику письменного стула, – я был на полголовы выше Эна Фрогре, – и стал вглядываться в зеркальную поверхность, кое-где поцарапанную. Не было никаких признаков контрольной панели, но плавный взмах моей руки над столом пробудил теплочувствительные пластины, встроенные в столешницу из дюросплава. Я коснулся нескольких
Либо это, либо программное обеспечение инквизиционного уровня. Я отстегнул розетту от своего черного кожаного плаща и сдвинул в сторону крышку на сигнальном порту. Низко опустив устройство к поверхности стола, я ввел в панель несколько программ пурпурного уровня доступа, отключающих системы безопасности. Сопротивление было сломлено практически моментально, у меня даже не запросили паролей.
В этот стильный стол – за подобную мебель Эну наверняка пришлось выложить целую уйму денег – был встроен довольно мощный когитатор, модуль вокс-пикт-связи, почтовый архив, два хранилища данных и центральный пульт управления простыми электронными системами замка. Отдельные страницы файлов и писем выводились в виде факсимиле на поверхности писчей доски, а одним прикосновением пальца их можно было перелистывать или убирать. Эн отказался от любых бумажных архивов.
Я немного поиграл с устройством. Самым интересным из того, что я обнаружил, оказались список счетов за услуги, оказанные во время праздника, и список приглашенных. И то и другое я скопировал к себе на инфопланшет.
За этим занятием меня и застали Елизавета с Габоном. До того Биквин опрашивала прислугу, а Фелипп изучал окрестности.
– Здесь было более девяти сотен гостей, сударь, – сказал он, – и, наверное, еще сотен пять музыкантов, актеров и прочего карнавального люда.
– Откуда они прибыли?
– В основном из Менизерра. Местные актеры, несколько трубадуров и уличных акробатов с еженедельного текстильного рынка. Больше всего людей в труппе Каликина – это известные бродячие актеры – и «Выездной ярмарке Сансабля» – эти устраивают игрища, аттракционы и помогают организовать досуг.
Я кивнул. Габон, как обычно, подошел к делу обстоятельно. Этот низкорослый худощавый мужчина с коротко подстриженными черными волосами и кустистыми усами отслужил около семидесяти лет (сейчас ему исполнилось сто пятьдесят) арбитром в Дорсае, а затем уволился и перешел на службу ко мне. Простой, без всяких излишеств темно-синий костюм Фелиппа хитроумно сшили так, чтобы скрывать кобуру под мышкой.
– А что у тебя? – поинтересовался я у Елизаветы.
Она присела на один из диванчиков:
– Ничего примечательного. Вся прислуга пребывает в неподдельном шоке и печали в связи с этой смертью. И все с гневом отбрасывают мысль, что у твоего друга могли быть враги.
– Мне же довольно очевидно, что таковые имелись, – произнес я.
Елизавета сунула руку в складки платья и выудила оттуда небольшой твердый предмет. Она бросила его на столешницу, и тот приземлился со щелчком.
Я перевернул вверх ногами подбежавший ко мне ядоискатель и нажал на рычажок, спрятанный в его брюшке. Над проектором, встроенным в головку, возник шарик гололитической энергии, и я стал вчитываться в высветившиеся слова, осторожно поворачивая механизм вокруг оси.
– Следы лхо, обскуры и ряда других наркотиков второго и третьего классов в парковой зоне и комнатах прислуги. В конюшенном блоке обнаружились признаки семян пеншля. Снова лхо, а вместе с ним небольшие количества листерий и кишечных палочек на кухне… кхм-м…
Елизавета пожала плечами:
– Предсказуемо. Типичный набор увеселяющих препаратов. Ничего из этого не обнаружено в больших количествах, да и кухня так же чиста, как любая другая. Ты получишь точно такие же показания и в Спаэтон-Хаус.
– Возможно. Но вот семена пеншля довольно необычны.
– Очень мягкий стимулятор, – сказал Габон. – Не знал, что кто-то его еще употребляет. Когда я еще служил арбитром, они были излюбленным зельем квартала художников в Дорсае. Семена сушат, а затем закатывают в папиросы и курят. Несколько богемное старомодное курево.
– Б'oльшая часть следов, найденных на улице, приведет нас к приглашенным артистам, – задумался я, – и к прислуге, наслаждавшейся выпавшим свободным временем, и к не слишком благочестивым гостям. Но что насчет конюшенного блока? Неужели кто-то из конюхов Фрогре курит пеншель?
Елизавета покачала головой.
– Они освободили много помещений в конюшенном блоке, чтобы ярмарочным торговцам хватало места.
Я опустил устройство обратно на стол, и ядоискатель закачался, восстанавливая равновесие.
– Значит, по факту не найдено ничего предосудительного. И конечно же, никаких серьезных ядов.
– Вообще никаких, – уточнила Елизавета.
Проклятие! Описание смерти Эна почти убедило меня, что ее причиной стал яд. Какой-нибудь редкий токсин, использующийся профессиональными убийцами и оставшийся незамеченным при первичном медицинском обследовании. Но ядоискатель Биквин был надежным и высококлассным устройством.
– И что же нам делать? – спросила она.
Я протянул ей свой инфопланшет:
– Отправь его содержимое Эмосу по прямому вокс-включению. Посмотрим, к каким выводам сможет прийти Убер.
Если кто и мог разглядеть причины и проследить связи, так это Убер Эмос, мой давний и верный научный помощник.
Начало смеркаться. Один, в отвратительном настроении, я вышел наружу, чувствуя раздражение и беспомощность. Я прибыл сюда, чтобы помочь вдове друга и предложить ей свои услуги, но дело оказалось мне явно не по зубам. Я был имперским инквизитором, а с этой задачей вполне могли справиться местные арбитры. Предполагалось, что я разрешу все вопросы в течение всего нескольких часов, уладив проблемы за счет быстрого и неофициального расследования, и удалюсь, вознагражденный благодарностью семьи, избавленной от продолжительного и изматывающего дознания.