Маисовый колос
Шрифт:
— До четырех часов! Боже мой!
— Даже до четверти пятого...
— Это ужас! Хорошо, что у нас в Буэнос-Айресе все так спокойно, иначе бедная Мануэлита извелась бы от одного страха за отца.
— Вот и видно, что вы совсем не интересуетесь политикой, милая Аврора, иначе вы знали бы, что у нас вовсе не так спокойно, а, напротив, мы переживаем очень тревожное время.
— Неужели? Это мне кажется совершенно непонятным! Театр войны так отдален от нас, что...
— Так и есть! По всему видно, что вы, милочка, кроме своих нарядов, ровно ничего не знаете о том, что делается
— Об этом-то я слышала, но ведь это такое дело, в котором им и воспрепятствовать нельзя: берег велик.
— Вы думаете, что нельзя воспрепятствовать?
— Конечно.
— Ха-ха-ха! — засмеялась старуха, показывая свои единственные три желтых зуба. — Представьте себе, что даже в эту ночь арестовано несколько человек, желавших бежать, а вы говорите — нельзя! Ха-ха-ха! Ну, и наивны же вы, как я погляжу!
— Не может быть!..
— Я вас уверяю, что арестовано четверо...
— Четверо?
— Да, целых четверо.
— Ну, так что же, — с напускным равнодушием проговорила донна Аврора. — Они теперь не убегут, сидя за крепкими стенами и запорами.
— О, их не только арестовали, но с ними сделали и еще кое-что получше!
— Получше? Что же еще может быть, кроме тюрьмы, для таких сумасбродов? — удивлялась донна Аврора, не желавшая показать, что она знает о ночном происшествии от донны Августы Розас, с которой успела повидаться...
— Да видите ли, милочка, федералы нашли более удобным перере... расстрелять их всех, чем содержать в заключении, что сопряжено с некоторыми хлопотами, а иногда и не достигает цели, потому что даже из тюрем люди ухитряются бежать, — с торжествующей улыбкой объясняла донна Мария Жозефа.
— Ах, вот что! Да это, действительно, мера вполне радикальная.
— Вы с этим согласны? Жаль только, что это славное торжество федерации не обошлось без неприятности, так что оно, к моему великому огорчению, не может быть названо полным.
— А что такое? — как бы равнодушно спросила молодая девушка, занятая застегиванием упорно расстегивавшейся пуговицы на одной из своих перчаток.
— Да, представьте себе, один из этих негодяев убежал!.. Их было, в сущности пятеро, но навсегда обезвредить удалось только четверых...
— Ну, это ведь только отсрочка для убежавшего: наша деятельная полиция живо разыщет его, и ему не миновать своей участи, — заметила донна Аврора.
— Увы! К сожалению, наша полиция вовсе не так деятельна, как вы воображаете, милочка!
— Что вы! Сколько раз я слышала, что сеньор Викторика — человек необыкновенных способностей и ведет порученное ему дело как нельзя лучше! — хитрила молодая дипломатка, чтобы этими противоречиями заставить собеседницу окончательно высказаться.
— Викторика! — воскликнула донна Мария, которую всю передернуло от задетого самолюбия. — Викторика ровно ничего не значит и никуда не годится. Это только послушная марионетка в моих руках. Веду дело я, а вовсе не он!
— Вот как! Преклоняюсь перед вашим умом и удивительными талантами, сеньора! И когда только вы находите время заниматься
— Вот нахожу, хотя иной раз мне, действительно, трудно уследить за всем и сделать все нужное... Ваш хваленый Викторика, наверное, еще и пальцем о палец не ударил по делу о поимке беглеца, а я только два часа тому назад узнала об этом происшествии от моего зятя и уже успела собрать кое-какие сведения о бежавшем. Дело в том, что никому не известно, кто он и где его искать...
— А вы узнали это?
— Положим, не совсем еще, но, наверное, узнаю сегодня же, — самодовольно хвалилась старая дева.
— Интересно бы знать, как поступают в подобных трудных случаях умные люди? — задумчиво проговорила донна Аврора.— Я положительно растерялась бы.
— Где уж вам, молодым ветренницам, работать головой!— со снисходительной усмешкой сказала донна Мария Жозефа. — Хотите, я открою вам свой способ действий, например, в настоящем случае? Это очень поучительно. Об эмигрантах донес один человек по имени Кордова, который завел их в ловушку, как делают с вредными животными. Я потребовала его к себе и подробно расспросила. Оказалось, что и он не знает имени бежавшего. Тогда я велела позвать несколько человек солдат из участвовавших в ночной экспедиции. Один из них дал мне превосходные указания... Он и сейчас сидит у меня в передней, и я, пожалуй, чтобы доставить вам удовольствие, еще раз порасспрошу его при вас... Эй! Позвать сюда солдата Пикадо! — крикнула старуха, хлопнув в ладоши.
Рядом с кабинетом, в комнате, занимаемой горничной, послышалось движение, и через минуту в дверях показался солдат со шляпой в руке.
— Повтори мне, Пикадо, — обратилась к нему донна Мария Жозефа, — что ты сказал насчет гнусного и нечестивого унитария, ускользнувшего от вас ночью.
— Я сказал, сеньора, что у него должно быть несколько ран на теле, — ответил солдат, оскаливая свои желтые зубы и свирепо сверкая глазами.
— Где же именно?
— Одна рана в левом бедре, а другие, не знаю где.
— Чем его ранили?
— Саблей, сеньора... наотмашь!
— Ты это точно знаешь?
— Как же мне этого не знать, когда я сам и нанес ему рану, рубанув его по левому бедру!
Донна Аврора с невольным движением ужаса откинулась на спинку дивана.
— Узнаешь ты этого нечестивца, если увидишь его?
— По лицу нет, а по голосу могу узнать.
— Хорошо. Можешь уходить... Слышали, милочка? — продолжала донна Мария Жозефа, повернувшись опять к своей посетительнице, которая не пропустила ни одного слова из сказанного солдатом. — Разве это не драгоценное указание, по-вашему? А?
— Я этого не нахожу, сеньора, — возразила молодая девушка. — Какая вам польза, если вы и знаете, что у беглеца рана па левом бедре?
— Неужели вы этого не понимаете?
— Нет, сознаюсь откровенно. Ведь этот человек, наверное, не бегает по улицам показывать прохожим свою рану, а лежит себе где-нибудь в постели и старается залечить ее. Стены у домов не прозрачные.
— Бедняжка! Как вы... наивны! — воскликнула старая дева, ударяя ее по плечу. — Эта рана дает мне в руки сразу три нити.