Маисовый колос
Шрифт:
На дона Мигеля почтенное собрание глядело очень враждебно: слишком уж мало у него было федеральных отличий и чересчур благородный вид.
— Сеньоры, — продолжал Саломон, — имею удовольствие представить вам дона Мигеля дель Кампо, гасиендеро и федерального патриота... я обязан ему множеством услуг, оказанных и мне. Он такой же добрый федералист, как и его отец... Они оба желают вступить в наше общество, как только его отец приедет в Буэнос-Айрес. Пока же он просит только позволения участвовать иногда в наших федеральных ману... мане... манифестациях (дон Мигель шепотом подсказал ему это трудное слово). Открываю собрание, сеньоры. Да здравствует
— Да здравствует наш знаменитый реставратор! Да погибнут гнусные, омерзительные французы! Да погибнет король Луи-Филипп! Да погибнут отвратительные и гнусные унитарии, продавшие себя французам, за их презренное золото! Да погибнет изменник-идиот Ривера!
Эти восклицания, произнесенные Саломоном громовым голосом, хором были подхвачены всеми присутствовавшими, размахивавшими при этом своими громадными кинжалами.
Когда окончился взрыв патриотических чувств, Саломон опустился на свое место, пригласив дона Мигеля сесть по левую руку, между тем как по правую сел его секретарь Бонео.
— Сеньор, секретарь, — обратился к нему Саломон, откинувшись па спинку стула, — прочтите список присутствующих сеньоров.
Бонео взял лежавшую на столе бумагу и прочел вслух имена, которые за несколько минут перед тем отметил карандашом. Их было девятнадцать.
— Все? — спросил Саломон, когда Бонео кончил.
— Да, это все присутствующие, — ответил секретарь,
— Теперь прочтите список отсутствующих членов.
— То есть список всего общества?
— Да, сеньор. Мы как добрые федералисты должны всегда знать, кто присутствует и кто отсутствует, как это делается в палате представителей. Читайте.
Бонео прочел список всех членов Народного общества, которых оказалось сто семьдесят пять человек разных сословий и профессий.
— «Отлично! — подумал про себя дон Мигель. — Теперь я знаю всех! Знаю даже, что некоторые из этих членов вовлечены в Mac-Горку насильно».
Видя, что Саломон забыл, что ему следовало делать дальше, дон Мигель потихоньку толкнул его локтем.
Толстяк встрепенулся и продолжал:
— Сеньоры, федерация принадлежит знаменитому реставрадору; поэтому мы должны пожертвовать, в случае надобности, даже своей жизнью для нашего знаменитого реставрадора законов и никогда не забывать, что мы — столпы святой федерации.
— Да здравствует знаменитый реставрадор законов! — вскричал один из присутствующих.
Остальные дружным хором подхватили этот возглас.
— Да здравствует его достойная дочь, сеньорита Мануэлита Розас-Эскурра! — продолжал Саломон. — Да здравствует герой пустыни, великий реставрадор законов, ваш отец и учредитель федерации! Да погибнут гнусные французы и их нечестивый король!
Когда все эти возгласы были несколько раз повторены, президент начал затверженную им речь:
— Сеньоры, для того, чтобы наш знаменитый реставрадор мог спасти федерацию от... мог спасти федерацию от... Для того, чтобы наш знаменитый реставрадор мог спасти федерацию от...
— От неминуемой опасности, — шепотом подсказал дон Мигель.
— От неминуемой опасности, в которой она находится, мы должны... должны рез... должны преследовать всех унитариев на смерть и стараться, чтобы ни одного из них не осталось в живых.
— Да погибнут гнусные дикари, отвратительные унитарии! — рявкнул один из членов, Хуан Мануэль Ларрасабаль, махая кинжалом над головой.
Остальные члены собрания повторили его рев, размахивая в свою очередь кинжалами.
— Сеньоры, мы обязаны
— Да, всех без различия пола! — подхватил Ларрасабаль, казавшийся восторженнее прочих и подававший пример другим.
— Я думаю, что наш знаменитый реставрадор не может быть доволен нами, потому что мы служим ему не так, как следует, — продолжал президент. — Мы...
— Теперь пора перейти к событию прошлой ночи, — шепнул ему дон Мигель, нагибаясь поднять платок, который он нарочно уронил.
— Теперь пора перейти к событию прошлой... — как попугай начал повторять толстяк.
Но дон Мигель дернул его за камзол. Саломон остановился, глупо взглянул на него, потер лоб рукой и медленно, с расстановками, загнусавил:
— Сеньоры! Нам известно, что в прошлую ночь опять несколько дикарей-унитариев пытались улиз... бежать в армию изменника Лаваля, но они не преуспели в этом благодаря расторопности коменданта Куитино, который поступил, как подобает доброму федералисту. Однако, одному из этих гнусных унитариев удалось улиз... скрыться неизвестно куда. Подобные случаи ежего... гм... ежедневно будут повторяться, если мы не при... гм... не примемся защищать федерацию, как следует. Я созвал вас сегодня для того, чтобы мы снова могли повторить друг перед другом клятву всеми силами преследовать гнусных дикарей-унитариев и препятствовать им удира... гм... их бегству в Монтевидео, к низкому изменнику JIa... гм... Ривере, или в Энтре-Риос, к такому же изменнику Лавалю... или же в... гм... к французам, презренное золото которых так прельщает их. Такова воля нашего знаменитого реставрадора... Итак, я провозглашаю: да здравствует знаменитый реставрадор и да погибнут все враги нашей святой федерации!
— Смерть гнусным дикарям-унитариям! — заревел Ларрасабаль, страшно вращая глазами и размахивая кинжалом.
Эти дикие возгласы повторялись не только всем собранием в зале, но и толпой зевак, стоявших на улице перед домом.
— Я прошу слова, — сказал комендант Куитино, находившийся в число присутствовавших в зале.
— Говорите, — разрешил Саломон, сворачивая громадную папиросу.
— Прошедшей ночью, — начал комендант, — я имел счастье ужинать у знаменитого реставрадора и его дочери, донны Мануэлиты Розас-Эскурра. Реставрадор — истинный отец федерации. Признавая это, клянусь поступать со всеми унитариями, которые попадутся мне в руки, так, как я поступил с теми, которых мне удалось захватить прошлой ночью. Положим, одному из них дьявол помог ускользнуть от меня, но на нем остались такие знаки, оставленные нашим оружием, что его не трудно будет разыскать. Памятуя, что все добрые федералисты, к какому бы полу они ни принадлежали, должны всеми силами помогать реставрадору в его трудном деле — охране федерации, я сообщил уже об этом беглеце донне Марии Жозефе, которая заведует розысками беглецов. Вот их гнусная кровь.
При последних словах Куитино обнажил свою саблю и указал на запекшуюся на ней кровь. В ответ на это собрание снова замахало кинжалами и разразилось бешеными криками по адресу унитариев, изменников и французов.
Дон Мигель молча наблюдал эту сцену, отмечая каждую подробность в своей памяти и соображая, какую он может извлечь пользу для своего дела из того, что видит и слышит.
Переждав, когда расходившиеся масгорковцы несколько поутихли, он встал и тоже попросил слова.
— Говорите! Говорите! — закричало несколько голосов вслед за президентом.