Маисовый колос

Эмар Густав

Дон Кандидо в недоумении смотрел несколько мгновений ему вслед, потом ударил себя по лбу и с веселым видом направился в противоположную сторону.

Глава XVI

ТРИ КЛЮЧА К ОДНОЙ ДВЕРИ

На колокольне церкви Сан-Франциско пробило пять часов вечера. Атмосфера была пропитана тем густым и сырым туманом, который так часто бывает зимой, весной и осенью в Буэнос-Айресе.

Торговая улица, в которой, несмотря на ее название,

нет ни торговли, ни торговцев, была почти пуста. В числе немногих прохожих шли двое мужчин, поспешно направлявшихся к реке. Один из них был в синем плаще, коротком и без воротника, похожем на те плащи, которые в старину носили испанцы и благородные венецианцы; другой был в длинном белом камзоле.

— Скорее, скорее, дон Кандидо! — говорил тот, на ком был плащ. — Прибавляйте шагу, иначе мы опоздаем.

— Если бы мы вышли пораньше, нам не нужно было бы так спешить,— возражал другой, взяв под мышку трость с набалдашником из слоновой кости.

— Это не моя вина, а вина здешнего климата, могущего поспорить своими капризами с любой женщиной. — Недавно небо было еще совсем голубое, и я рассчитывал, что сумерки будут продолжаться по меньшей мере полчаса. Но вдруг оно сплошь покрылось тучами, и я обманулся в своем предположении... Впрочем, не беда: вы только ускорите свою работу.

— Ускорить работу?

— Ну, да.

— Какую же работу?

— Сейчас узнаете, дорогой учитель, а пока не отставайте от меня.

— Можно сказать тебе несколько слов, дорогой и уважаемый Мигель?

— Говорите, если хотите, только не останавливаясь.

— Не останавливаясь? Как же это? В каком смысле надо это понимать?

— В том смысле, что если вы можете говорить на ходу, не задерживая ни себя, ни меня остановками, то говорите.

— Ах, так! Конечно, могу и на ходу...

— Так в чем же дело?

— Да видишь что, в глубине моего сердца таится глубокий, справедливый и вполне основательный страх.

— О, сеньор, вы вечно таскаете с собой совершенно излишний балласт!

— Опять метафора! Какой же именно, дорогой Мигель?

— Неистощимый запас прилагательных и непомерную трусость.

— Так что ж из этого! Запасом прилагательных я могу гордиться, как доказательством моего основательного знакомства с нашим богатым, плодовитым и красноречивым языком, а то, что ты называешь трусостью, я приобрел только в последние годы по примеру других жителей Буэнос-Айреса...

— Ну, теперь молчок и идите тише! — перебил дон Мигель, поворачивая на улицу Кочабамбу.

Прикусив язык, дон Кандидо взял свою трость в правую руку и медленно последовал за своим спутником.

Они дошли почти до самой реки. У предпоследнего дома с правой стороны дон Мигель остановился и сказал:

— Обернитесь осторожнее и посмотрите, не идет ли кто за нами.

Дон Кандидо будто нечаянно выронил за своей спиной из руки трость и, конечно, должен

был обернуться, чтобы поднять ее.

— Нет, никого не видать, дорогой Мигель, — сказал он.

Молодой человек молча открыл входную дверь дома, перед которым стоял. Отворив дверь, он приказал дону Кандидо войти в дом и сам юркнул вслед за ним в темные сени, после чего опять запер дверь уже изнутри и положил ключ в карман.

— Боже мой, — прошептал старик дрожащим голосом, — куда это ты меня привел? Что ты хочешь делать со мной, Мигель?

— Привел в самый обыкновенный дом, где живут такие же люди, как и мы с вами; резать вас здесь не будут, — спокойно ответил дон Мигель и добавил, войдя в приемную:

— Подождите здесь и не бойтесь ничего.

В комнатах еще было настолько светло, что можно было обойтись без огня.

Дон Мигель тщательно осмотрел весь дом, чтобы убедиться, что в нем никого не было. Потом он черным ходом вышел во двор, приставил лестницу к стене и взобрался на крышу. Осмотрев окрестности, он не заметил ничего подозрительного.

Спустившись вниз и поставив лестницу на место, молодой человек вбежал в дом и крикнул:

— Ну, милейший дон Кандидо, надеюсь, вы еще живы?

— Голубчик, Мигель! Зачем ты оставил меня одного? — жалобно откликнулся старик, идя на голос своего бывшего ученика.

— Оставаться одному гораздо лучше, чем находиться в обществе дурных людей, — возразил дон Мигель. — Но, однако, болтать некогда.

— Но что это за дом? Ты говорил, в нем живут, а я не слышу ни малейшего движения. Это точно какая-то могила! Что значит эта таинственность, Мигель? Я боюсь, что мне не только не видать должности домашнего секретаря его превосходительства министра ино...

— Сеньор дон Кандидо, вы не отрицаете, что распространили известие о возмущении Ла-Мадрида?

— Мигель, дорогой мой! Да ведь я говорил это только одному тебе...

— Рассказывать о таких вещах одному лицу или всему городу, — разве это не одно и то же?..

— Господи!.. Мигель, неужели, ты хочешь погубить меня?! — завопил старик, порываясь броситься в ноги молодому человеку, но тот сказал ему:

— Напротив, дон Кандидо, желая спасти вас, я доставляю вам должность, за которую многие охотно заплатили бы большие деньги.

— А я за нее отдам тебе свою горькую, сиротскую, исполненную тревог и печалей жизнь!— с пафосом воскликнул дон Кандидо, стараясь заключить дона Мигеля в свои дрожащие объятия.

— О, я потребую от вас гораздо меньше, — сказал молодой человек, слегка отстраняя его. — Теперь пожалуйте на работу, она будет непродолжительна; самое большее, если на нее потребуется минут десять-пятнадцать.

— О, Господи! Да я готов проработать год, два, лишь бы...

Пока старик говорил это, дон Мигель вывел его во двор, приставил снова лестницу к стене и сказал ему: