Македонский
Шрифт:
— Десантура!
Массивная дверь плотно закрылась, старик в довесок задвинул засов, держа кувшин в дрожащей руке.
Несмотря на опьянение, я заметил, что старик нервничает и не находит себе места. Пока дед сходил с ума сам с собой, я уставился на потолок с изображением мозаики с осадой крепости. Голова кружилась, потому мозаика плыла, переворачивалась, но не успел я закрыть глаза и забыться сном, как Аристотель подскочил к изголовью кровати и перевернул кувшин над моей головой. Ледяная вода, будто из проруби, привела в чувство.
— Охерел совсем? А если втащу? — выпалил я.
— Поговоришь еще! — дед влепил мне пощёчину, не дав опомниться.
Пощечина вышла хлесткой, голова болтанулась, но надо признать Аристотель добился нужного эффекта. Я протрезвел. Пусть все еще кружилась голова от выпитого вина, но взгляд сфокусировался, в глазах перестало двоиться. Старик уставился на меня, утер струящийся пот краем хитона.
— Паршивец, — сорвалось с его губ.
Я молча сидел на краю мокрой кровати, приходя в себя, пока Аристотель деловито поставил кувшин на стол.
— Видел бы ты себя на пиру! Так не подобает вести себя великому царю!
— Как? — язвительно спросил я, хотя мне было глубоко наплевать, что ответит на этот вопрос старик. — Царю бухнуть нельзя и девок помацать, а что тогда можно?
— Последнее дело сейчас остаться без головы, — Аристотель постучал себе по лбу костяшками пальцев. — Ты был настолько пьян, что выродки облепили тебя словно пчелы мед! Зачем я одел тебе венок! О боги! Александр!
Я расхохотался.
— Не помог венок?!
— Как помжет, если ты выпил годовой запас вина? — отмахнулся Аристотель и тут же раздраженно пробурчал. — Я знал, что от тебя нельзя отходить ни на шаг! Когда угодно, но не сейчас! А ведь с утра встреча с послами! Я надеюсь, ты помнишь об этом?
— С послами… — я почесал макушку, по-пьяни я мог пропустить новое задание. Показывать, что не врубаюсь о чем говорит старик не буду, но уточню. — Напомни, кто такие?
— Из Тхаджа к нам прибыла делегация арабов! Что прикажешь делать, если ты не явишься на встречу? То, что сделано на Персидском заливе рухнет в одночасье!
Я всмотрелся в глубокие, полные сожаления глаза старика. Казалось, Аристотель искренне переживает за меня.
— А… ну отмени встречу! — я неряшливо пожал плечами и прокашлялся, чувствуя, что в горле застрял жирный ком после всего съеденного на пире. — Принеси лучше вина и хватит бубнеть! Тебя не учили, что людям не надо портить праздник?!
— Обойдешься! — отрезал Аристотель, но смягчившись добавил. — Могу велеть Пердикке принести кикеона! Вина ты выпил достаточно!
Я прищурился, пытаясь вызвать информацию по «кикеона», но все еще был недостаточно трезв.
— Мне казалось, повелитель здесь ты, а не я. Поэтому давай, подсуетись, старый, винишко в студию.
Аристотель опешил от этих слов. Растерянно расправил складки на хитоне, подошел к двери, отодвинул засов и приоткрыл ее.
— Принесите вина.
Когда он обернулся ко мне, на лице его отпечаталась тревога.
— Александр, — вкрадчиво начал Аристотель. — Повторю, завтра на совете у тебя встреча с послами…
— Велю казнить паршивцев, хочешь? А хочешь, велю казнить вместе с ними тебя? — я поднялся с мокрой кровати, на которой было неприятно сидеть, но меня повело, пришлось искать опору, как нельзя кстати пришелся столик.
Следовало отдать должное старику, он воспринял эти слова спокойно. Гордо поднял подбородок, всем своим видом показывая, что не собирается отказываться от своих слов.
— Можешь приказать казнить меня прямо сейчас, но ты обязан принять посольство, — заверил он.
Я только отмахнулся, вздыхая.
— Живи, пенсия.
Насколько сложно все здесь, какие разговорчивые мобы. Вместо того, чтобы на мои вопросы отвечать, этот жизни меня учит. В двери постучали, охранник принес вино, передал чашу Аристотелю. Старик протянул мне глиняный ритон, выполненный в форме головы овна, на шее которого были изображены сестры Горгоны.
— Пей! — глаза Аристотеля гневно блеснули. — Но учти, если не придешь в себя, то задуманное никогда не осуществиться.
Я с раздражением выбил ритон из рук Аристотеля. Вино пролилось на кровать, запачкалось белоснежное белье, одежда Аристотеля, бычья шкура, лежащая под ногами. Сам ритон ударился о стену и разбился. Как то я, знаете ли, перехотел после таких слов.
Старик остался стоять на месте с вытянутой рукой, в которой держал чашу. Он медленно опустил руку, вытер бороду, в которой затерялись капли вина.
— Проваливай! — прошипел я. — Я спать хочу.
Я опустился на край кровати, спрятал лицо в ладони. Щас, соберусь, вытолкаю навязчивого старика вон из комнаты… Старик с невозмутимым видом опирался на стоявшую рядом с дверным косяком тумбу.
— Может, наконец, изволишь выслушать? — спросил он.
Так то лучше, еще бы с этого с самого начала начал.
— Валяй!
— Ты был мертвым вот уже третий день, лекари сообщили о твоей смерти, над твоим телом…
— Мы договорились по делу разговаривать — рожай следующее задание, расскажи об этом игровом мире. Ну или заткнись, без тебя голова кругом.
Аристотель только виновато пожал плечами и загадочно улыбнулся, подошел к двери, чтобы удостовериться, что засов на месте и дверь не откроют. Вернулся ко мне, положил руку мне на плечо и сильно сжал.
— Не вздумай рассказать о том, что ты видишь или чувствуешь никому другому, — с расстановкой проговорил он и добавил. — Даже Роксане.
— Роксане? — Саша нахмурился, пытаясь изо всех сил вспомнить это имя. — Это кто?
— Твоя жена Александр, ты не помнишь ее?
Я развел руками, не зная, что на это ответить. Я еще и бабник оказывается — при живой жене лапал других баб.