Макияж для гадюки
Шрифт:
Остановив машину в сторонке, Павел Петрович и притихшая Надежда вышли из нее и направились к открытым воротам.
Возле ворот к ним подошел мужчина в черном костюме, с печальным и озабоченным лицом, и вполголоса проговорил:
— Венки можете пока отнести к крыльцу.
— Венки? — переспросила Надежда. — Дело в том, что у нас…
— Букеты тоже, — мужчина был лаконичен, — и проходите в дом, сейчас начнется церемония.
Павел Петрович хотел что-то возразить, но Надежда схватила его за локоть и слегка сжала, призывая к молчанию. Она кивнула и двинулась к крыльцу роскошного
Богатство чувствовалось в покрое черных костюмов и платьев, в неброских, но явно очень дорогих украшениях женщин и в массивных золотых часах мужчин, а самое главное — в их холеных, уверенных лицах и тех взглядах, которыми эти люди обменивались.
— Так это… — прошептал Павел Петрович, склонившись к уху Надежды.
— Да, — она чуть заметно кивнула, — это похороны.
— Что мы здесь будем делать? Это же неприлично! Мы никого не знаем! Нас отсюда просто выставят!
— Никто нас не выставит! — ответила Надежда вполголоса. — На похоронах всегда масса незнакомых людей! А мы должны кое-что выяснить…
— Что?
— Одну вещь я, кажется, уже выяснила.
Надежда задержалась возле крыльца, где на специальном помосте возвышалась целая гора роскошных венков.
Роскошные венки из живых цветов были перевиты черными шелковыми лентами с золотым тиснением. Надежда одну за другой читала надписи:
«Любимой жене от скорбящего мужа», «Дорогой мамочке», «Любимой сестре от безутешного брата», «Дорогой Ариадне Аветисовне от коллег»…
— По крайней мере, мы выяснили, кто такая А. А. Туманян. Точнее, кем она была. Правда, поговорить с ней нам не удастся…
— Простите, — раздался вдруг рядом с Надеждой молодой женский голос, — вы, наверное, мамина одноклассница?
Надежда Николаевна обернулась. Рядом с ней стояла темноволосая девушка с огромными черными глазами. Лицо ее было сильно напудрено — должно быть, девушка пыталась скрыть следы слез.
— Простите, я сама посылала вам приглашение, но забыла, как вас зовут.
— Надежда Николаевна.
— Да, конечно… — девушка смотрела сквозь собеседницу, ломая пальцы, — вы не представляете.., вы просто не представляете…
— Да, огромное горе! Я глубоко сочувствую вам. — Надежда произнесла обязательные в таком случае слова.
— Она была совершенно здорова! Кто бы мог подумать!
— А что с ней все-таки случилось?
— Никто не понимает! — девушка порывисто схватила Надежду за руки. — Но я думаю, что мама просто замучила себя! Извела бесчисленными диетами, косметическими процедурами.., конечно, всякая женщина старается хорошо выглядеть, тем более что отец.., он всегда нравился женщинам, — при этих словах девушка бросила взгляд на появившегося на крыльце высокого лысого мужчину с такими же, как у нее, выразительными черными глазами, — но все-таки нельзя же так изводить себя.., она давно могла бросить работу, но ни за что не соглашалась на это…
— Друзья! — громко произнес черноглазый мужчина. — Кажется, теперь уже все собрались, так что можно ехать на кладбище.
Девушка, как слепая, двинулась к отцу.
— Надя, — проговорил Павел Петрович, — пойдем отсюда. Нехорошо получается, у людей горе, а мы тут вынюхиваем…
— Да-да, — Надежда отступила в сторону, пропуская двух мужчин с огромным венком.
При этом она оказалась рядом с мусорным баком. Небольшой, аккуратный пластмассовый контейнер был переполнен. Видимо, в суматохе похорон обычные хозяйственные дела в доме выполнялись кое-как. Из-под приподнятой крышки виднелось содержимое бака. Надежда вдруг сделала стойку, как почуявшая дичь охотничья собака.
Сверху, на груде апельсиновых корок, лежала картонная коробочка.
Красивая золотистая коробочка с характерным черным трилистником и надписью «Ликофарм».
Воровато оглянувшись, Надежда достала из сумочки бумажную салфетку и этой салфеткой вынула из мусора золотистую коробочку. Павел Петрович не заметил ее маневра, он с тоской смотрел по сторонам.
— Ну, мы едем наконец? — прошептал он злым шепотом. — Ненавижу чужие похороны!
— В каком смысле чужие? — опешила Надежда. — Ты разве присутствовал когда-нибудь на своих собственных похоронах и можешь сказать, что они лучше?
— Типун тебе на язык! — разозлился Павел Петрович. — Я хотел сказать, что когда, не дай бог, помирает кто-то из родственников или близких друзей, то конечно надо отдать долг покойному и прийти, а вот что некоторые люди находят приятного в похоронах незнакомого человека — я не понимаю!
— Интересное дело — тут же завелась Надежда. — Думаешь, мне это нравится? Но надо же выяснить, от чего эта женщина умерла!
— Ты думаешь, это имеет отношение к нашей истории? — с сомнением спросил Павел Петрович, и Надежда тотчас сообразила, что он устал, хочет есть, пить и принять горизонтальное положение перед телевизором.
Еще она поняла, что ему все надоело, что он в глубине души примирился с мыслью о потере Парижа и хочет только, чтобы его оставили в покое. Надежда же была уверена, что в покое его не оставят, но попробуйте доказать что-нибудь мужчине, когда он устал и голоден?
Это чревато неприятными последствиями. Конечно профессор Соколов — человек интеллигентный и драться не станет, но обругать может. Она, Надежда, ему не спустит, и дело кончится тем, что они окончательно рассорятся.
— Ладно, Паша, едем сейчас домой, — решительно сказала Надежда.
Обрадованный Павел Петрович побежал к машине, тем более что все остальные уже уехали, Надежда же заметила в стороне опрятную. женщину скромного вида, в которой сразу же опознала прислугу. Женщина помахала вслед машинам рукой и утерла набежавшую слезу, после чего на лице ее проступила озабоченность, и она направилась к дому, но была по дороге перехвачена Надеждой. На вопрос, отчего же все-гаки умерла ее хозяйка, женщина, снова прослезившись, ответила, что от удушья.
Вдруг задышала быстро-быстро, лицо посинело, а когда «скорая» приехала, все уже было кончено, врачи только руками развели. И никакой астмы у нее не было, и на сердце никогда не жаловалась. Вообще, вела здоровый образ жизни, очень за собой следила…