Макияж для гадюки
Шрифт:
— Ну да, и налоговая инспекция не найдет, пробормотала Надежда Николаевна себе под нос, а потом повысила голос:
— А у вас девушка работала, Таня…
— Сегодня ее нет, — нелюбезно отрезал мастер.
— А вот вчера у вас вроде какая-то драка была…
— Послушайте, — столяр выпрямился и окинул Надежду подозрительным взглядом, — вы вообще насчет заказа или просто так? Что вы все расспрашиваете, разнюхиваете? Я, между прочим, Татьяну после вчерашнего уволил!
Мне ни к чему, чтобы тут посторонние шлялись и с моими ребятами
— Да ладно, что вы, — Надежда Николаевна невольно попятилась, — я так просто спросила…
— Так просто в горсправке спрашивайте! мастер теснил подозрительных посетителей к дверям. — Да и там только за деньги! Ишь ты, она еще налоговой меня будет пугать! Да у меня все схвачено!
— Не сомневаюсь, — сухо проговорила Надежда, задом выходя в дверь, — а если вы так будете разговаривать, всех клиентов распугаете!
Павел Петрович без слова выскользнул вслед за ней. Как и большинство мужчин, он постарался не ввязываться в конфликт, стоя, так сказать, над схваткой.
— У меня клиентов хватает! — крикнул вслед посетителям вредный столяр. — Вон, аж до осени очередь!
— Бывают же такие хамы! — проговорила Надежда Николаевна, остановившись неподалеку от столярки и переводя дыхание. Сегодня и без того было жарко, а после ссоры со столяром она еще больше разгорячилась. — Некоторых людей никак не изменить, ему и клиенты не нужны…
— Лексеич — он такой! — послышался голос у нее за спиной. — Он сурьезный! Ежели что не по нем — так напустится — страх!
Надежда оглянулась и увидела небольшую сгорбленную старушку, опирающуюся на палку, с полиэтиленовым пакетом в свободной руке. На пакете было написано «Дольче энд Габбано», но в нем отчетливо просматривались не дорогие итальянские шмотки, а буханка хлеба и пакет молока.
— Лексеич — это столяр? — поддержала Надежда Николаевна разговор, кивнув на закрывшуюся дверь мастерской.
— Хозяин он, — охотно пояснила старушка, — на рабочих своих кричит — страх! Вчерась-то, когда они подрались, так после орал, чуть что стекла в окошках не полопались! И уволить грозился.., только куда ж он их уволит-то, кто ж ему работать-то тогда будет?
Вот он Таньку-то уволил, так она и так ничего не делала, как мимо иду — все стоит да курит…
— Так что, бабушка, правда здесь вчера драка была? — поинтересовалась Надежда.
— Какая я тебе бабушка? — обиженно проговорила ее собеседница и поправила цветастый платок. — А тебе зачем?
— Да что ты ее спрашиваешь, — подал реплику хитрый Соколов, — женщина ведь ничего не видела…
— Это почему же я ничего не видела? — вскинулась обиженная старушка. — Я вот как вас сейчас вижу, так и их всех вчерась видела! Это просто страх, что здесь творилось! Сперва-то эти верх брали, а потом наши-то вмешались, ребята из столярки, да так тем накостыляли просто страх!
— Что-то я ничего не пойму, — продолжал разыгрывать свою роль Павел Петрович, — кто «те», кто «эти»? Только все и повторяете все страх да страх!
— Ну так ежели и правда — страх! Слушай, старуха повернулась к Надежде, — чего это у тебя мужик такой нетерпеливый? Скажи 1Ы ему, чтоб помолчал!
— И правда, Паша, не перебивай человека! попросила Надежда Николаевна.
Старушка покрепче оперлась на свою клюку и начала:
— Вчерась на углу сметану завезли по двадцать пять. Хорошая сметана, псковская…
— Двадцатипроцентная? — со знанием дела осведомилась Надежда.
— Двадцати, двадцати, — подтвердила старуха, — мне Петровна из восьмого номера и сказала. Ну, я банку взяла и пошла…
Рассказчица неожиданно замолчала и прикрыла глаза. Надежда решила уже, что не дождется окончания рассказа, но старуха подняла веки и сказала:
— Нет, сперва я к Васильевне из четвертой зашла, ей ведь тоже надо сказать, а с Петровной они не разговаривают.
Выдав эту ценную информацию, рассказчица снова прикрыла глаза и замолчала. Надежда Николаевна собрала всю свою волю в кулак и не стала подгонять старуху. Ее терпение было вознаграждено. Бабка громко откашлялась, склонила голову набок и продолжила:
— Купила я, значит, сметаны и пошла домой…
Вдруг она замерла и сосредоточенно уставилась в какую-то точку за спиной у Надежды. Та хотела было оглянуться, но старуха озабоченно проговорила:
— Ой, ведь я забыла! Еще я в булочную зашла, купила половину дарницкого и батон, а уж потом вернулась! А про что я тебе рассказать-то хотела?
— Про драку вчерашнюю! — с бесконечным терпением напомнила Надежда Николаевна.
Соколов у нее за спиной тяжело вздохнул и схватился за голову.
— Ну да, про драку… — согласилась старуха. — Купила я значит сметану, хлеба половину и батон, иду домой и вот тут как раз остановилась. А Танька-то, как всегда, на пороге курит.
Вдруг подходит к ней другая девчонка, из себя такая видная, не то что Танька. Та-то шалава шалавой, а эта одета хорошо, по всему видать при начальстве. Или из жилконторы…
— Почему из жилконторы? — переспросила Надежда.
— А жировки у ней были…
— Жировки? Что еще за жировки?
— Ну чего ты такая непонятливая! — рассердилась старуха. — Ты что — за квартиру да за свет не платишь?
— Плачу, конечно! — терпению Надежды приходил конец, она держалась из последних. сил.
— Ну, так, значит, и тебе тоже носят жировки! Бумажки такие, по которым платить!
— В папке? — неожиданно осенило Надежду.
— Ну ясное дело — в папке! Как же еще?
— Вот в такой? — Надежда Николаевна выхватила у Соколова розовую папочку с загадочным списком.
— Во-во, аккурат такая папочка! — обрадовалась старуха и продолжила:
— Подошла, значит, эта девчонка к Татьяне, поздоровалась и что-то ей тихонько начала говорить, прямо на ухо, чтобы, значит, никто не слыхал.., а тут эти-то подбежали, хватают ее и ну тащить…