Максимилиан, раскрой глаза
Шрифт:
– Я обещал, всё в тетради написано. Я даю тебе обещание, всё узнаешь, – хрустнув косточками пальцев, сказал он. – Почему ты выбрала эту профессию?
– Я интересовалась журналистикой, но по пути к журналам и газетам увлеклась искусством. Мой папа коллекционировал картины молодых художников в надежде озолотиться к старости. Он сам является дипломированным искусствоведом. Если я журналист по специальности и не обучалась этому целенаправленно, то он много учебных лет посвятил искусству и учился до последних дней жизни.
В двадцать лет пошла работать в музей искусств ради небольших денег, так как мой отец был в этом бизнесе, сложностей не возникло. Но всё поменялось, когда
Я сдала экзамены с худшими оценками, которые могла получить, получила диплом, чтобы не расстроить родителей, и на следующий день пошла работать в музей, а через полгода стала заниматься тем, что сейчас делаю профессионально.
Слушал меня Максимилиан молча, внимательно, не перебивая вопросами.
Глава VII
Высокие деревья заслоняли небо, было и так ясно, время перевалило за полдень. Поскольку моё утро началось вчера утром, а не сегодня, для меня все два дня были одним длинным днём, который казался вечным, без конца. Усталости пока не чувствовала, так как дни были насыщены событиями и эмоционально разнообразны. Как это часто бывает у рассеянных людей, мои мысли в фоновом режиме переключались на не очень, как казалось, важные моменты из прошлого. В мыслях появилась сцена у кассы автовокзала, где мужчина хотел купить билет на автобус. Потом сцена уже в автобусе. Потом наша поездка в автобусе. Почему его лицо возникло в моей памяти в не подходящем для этого месте – неизвестно.
– У тебя есть парень или муж, дети? – неожиданно спросил мой найденный талант.
– Нет мужа, нет парня. У меня растёт сын, ему шесть лет.
Мне от своего ответа стало грустно: социальные рамки и стереотипы меня не покидали никогда. Так хотелось сказать: «Да, я счастлива в браке, у меня растёт сын, он очень любим нами», – только о браке сказать нечего, так как отец моего сына счастлив в другом браке.
«А ты?» – хотела спросить я, но он опередил мой вопрос.
– А если бы тебе сказали, что ты никогда не выйдешь замуж, у тебя не будет парня, любимого человека, как бы ты отнеслась к такому раскладу жизни?
Вопрос был больным, не скрою. Мне очень сильно хотелось полноценную семью, чтобы мой сын знал отцовскую любовь, чтобы мне не нужно было придумывать мальчику истории, где его папа сейчас. Оправдываться за походы на свидания с мужчинами, за моё испорченное настроение после этих свиданий. Поэтому его вопрос наступил на мою хромую ногу, чего бы я не хотела, чтобы это было предсказанием. Я развернулась к нему лицом напротив, загородив ему дорогу.
– Если честно, звучит жутко. Не иметь отношений – как синоним одиночества. – В эту секунду взвешенного ответа я не нашла. Я хотела взять время и подумать.
– Синоним одиночества? – он сделал одной ногой шаг назад, а другую оставил на месте и всем корпусом наклонился немножко назад. Руки остались по швам. Так он был полубоком от меня. Такой метод используют консультанты в магазинах и вообще любые люди, которые не любят, когда нарушают их личную зону. Так ты остаёшься на вытянутой ноге. Поняла, что слишком близко подошла к нему. От него пахло церковью.
– В таком случае я была бы несчастна некоторое время, потом вспомнила бы, что наша жизнь в наших руках и
Максимилиан поставил ноги в ряд и не держал больше дистанцию. Что-то из моего ответа вызвало тень на его лице. И мне не важно было, что именно.
– А у тебя есть девушка? – я постаралась вложить максимум безразличия в этот вопрос, но вышло наоборот. Получилось слишком много мимики, и голос запищал, и я закашляла. В общем, вышло так, что мне лично интересно, свободен он или нет. Хотя было всё не так, как могло показаться, Максимилиан слишком уж молод для меня. Я шла впереди, не оборачиваясь, чтобы не накалять своё положение.
– А у меня нет девушки, и никогда не было, – немножко подождав, добавил, – и никогда не было. Я никогда не знал женской любви. Ты удивлена?
Да, я была удивлена и рада, что моего лица не видно.
– Ты этим огорчён?
– Не знаю, возможно. – За этими словами проследовал вздох, я обернулась: он шёл с опущенной головой с подбородком на груди. Теперь чувство жалости к парню было объяснимо мне.
Ему на вид 20–22. Точно была причина, почему он не был с женщиной, он казался здоровым, хотя манера речи, некоторые повадки наводили на мысли о нетрадиционной ориентации, только его ответ: «Не знаю, возможно» – противоречил моим догадкам. Я не захотела спросить, почему не было девушки, мне не хотелось знать причину. Вдруг травма детства, или он дал обет, может, попал в секту. Мне не хотелось знать о его проблемах. Безразличие друг к другу бывает дорогим ценою, так и шла, изучая землю, не подняв даже головы.
Если ребёнка любили и продолжают любить, во взрослом возрасте он будет знать, как давать любовь, какая любовь – здоровая, как – нездоровая. Но если не давали любви – ему нечего давать. Твой внешний мир – это отражение внутреннего.
Мы приближались к шуму ярмарки, я подняла голову и увидела проблески воды сквозь густые деревья.
– Ты можешь мне рассказать, если хочешь, что с тобой произошло. Может, я помогу, есть масса специалистов, которые могут решить такие проблемы…
– … бежиим. Аттракционы, нужно спешить, пока очереди нет.
Меня порадовало отсутствие ответа или любой реакции, на тот момент мне не хотелось ему помогать, выслушивать. Вероятно, я лицемерила, захотела проявить внимание. Такое желание у меня появится позже.
– Ещё только за полдень, никого не будет. – Неспешным шагом пошла за ним.
Людей было много, и очередь уже метров на двадцать. Остановилась, оценила длину очереди и пошла за молодым художником.
В очереди были и подруги парами, и друзья, и романтические пары, также родители с детьми, дети со старшими братьями и сёстрами. Стояли мы в очереди на колесо обозрения. Вход был бесплатным. День был прозрачным, ярким, было жарко, дул приятный ветер, и жара рассеивалась в воздухе на определённые мгновения. Контролёр стоял у прохода к колесу, считал количество проходящих людей. Колесо продолжало крутиться и набирать в свои пустые сиденья новых людей. Пришла и наша очередь, мы быстро зашагали к голубой кабинке. Сели и вместе опустили металлический поручень. Сидение медленно поднималось вверх, и виды открывались всё круче. Этот город открылся с новой стороны. Пруд у парка, как маленькое зеркальце, затерянное в траве, если бы я была гигантом. Маленькие люди у мольбертов рисовали на противоположной стороне от самого колеса. Их я не видела с земли.