Максимилиан, раскрой глаза
Шрифт:
Наши шаги продолжились по коридору. Подняла взгляд обратно на стену коридора: разглядывать работы студентов – картин больше нет, дальше на стенах висели фотографии молодых ребят и девушек с их именами. Вглядывалась в лица и имена, чтобы найти Максимилиана, да и просто искала знакомые лица среди именитых художников – не нашла никого.
– Здесь его нет, на стене выпускники этого года, – прокомментировала девушка. – Я вам покажу его фото в личном деле, если не знаете, как он выглядит. – Кажется, кое-кто стал добрее, я была за это благодарна.
– Спасибо, это было бы прекрасно, если честно.
Просторный кабинет с высокими потолками, одно окно располагалось в полутора метрах от пола, уличный свет освещал очень скудно.
Девушка включила настольную лампу, включила компьютер, взяла ручку и бумагу и ждала, наверное, пока что-то загрузится.
– Почему его отчислили? – от неловкого молчания и любопытства спросила я.
– Максимилиан пропускал занятия и промежуточные тесты, семинары, он и не сопротивлялся. Кажется, и против не был. Я точно знаю: первые два года он посещал все занятия, сдавал все тесты, работы, участвовал в активностях. Остальное пусть сам расскажет, я вам назвала причину отчисления, которую сама знаю.
– Он нарисовал две прекрасные картины, думаю, ваш ректор ещё пожалеет, что его отчислил, – чувство обиды за автора такой прекрасной работы переполняло меня. – Все гении проходили через унижения и недооценку. – Слово «гений» ей явно не понравилось: сморщилось прекрасное личико.
– Согласна, «Чёрный мак» – неплохая работа.
«Неплохая», – возмутилась я про себя.
– Про эту, с собакой, не слышала и не видела. Мы с ним ходили в один класс по живописи. – Она сомкнула губы, кажется, хотела ещё рассказать что-то важное, но побоялась сказать лишнее. – У него явно есть талант и видение, которого нет у многих из нас, но случилось то, что случилось. – Она стала печатать на клавиатуре.
– Но у него был конфликт с кем-нибудь из руководства колледжа? – Я просто не выдержала, моё любопытство лопнуло. За пропущенные занятия могут отчислить, но могут и дать поблажку, если студент сдаёт сессию, имеет талант.
Девушка опустила глаза, у неё искривился рот, приподнялась левая бровь, а руки начали что-то искать на столе. Искать было нечего: на столе был идеальный порядок, ручка и бумага лежали перед ней. Я точно решила, что было что-то, о чём нельзя говорить. Перестав «что-то» искать, она поспешно взяла ручку и бумагу, написала адрес и протянула мне квадратный жёлтый стикер. «Жёлтый, – подумала я, – а автор одной из самых крутых работ, что я видела, может не различить этот цвет».
– Вы ещё его фото хотели мне показать.
– Я вам распечатаю.
Она распечатала. Пока бумага выходила из принтера, сотрудница колледжа поспешно отключила компьютер, нажала на кнопку монитора и встала с места.
Чёрно-белое фото на половину страницы. Распечатка фото получилась с преобладанием чёрной краски, лица почти не разобрать, фото как на паспорт было сделано на фоне обоев, свет падал не на всё лицо, а лишь на правую половину. В общем, запомнить это изображение было невозможно, кроме того, что мужчина на фото был с отросшей щетиной, а волосы неопрятно уложены на голове.
– Может, вы покажете его фото на мониторе, на распечатке не разобрать? – попросила я в то время, когда она уже встала с кресла.
– Я уже отключила компьютер.
Теперь я поняла, почему так быстро: видимо, передумала в процессе общения показывать мне лицо разыскиваемого.
Шла я с нераспознаваемым фото Максимилиана по сумеречной улице городка. Отблески заката уже еле виднелись на небе, мимо проходили одноэтажные дома, потом парк, который когда-то было кладбищем, а сейчас у могильных плит – высокие деревья, кипарисы, ивы, сосны, даже лавочки для отдыха.
«Все мы там окажемся», – подумал я. Странные, навеянные кладбищем чувства – мы всегда думаем о смерти, как о наказании или конце жизни. Мы умрём, и ничего не будет иметь никакого смысла: были мы живы или нет, что мы делали и как жили – для мертвеца не будет иметь смысла, он превратился в пепел. Там человек не думает, не чувствует. Из этого следует, что смерти бояться не нужно, не нужно, если на кону только твоя жизнь. На меня кладбище наводит грусть не от страха собственной смерти, а от страха смерти близких: я воображаю, как там, под землёй, лежит кто-то – очень близкий сердцу человек.
Но вернёмся к моей истории.
Адрес на жёлтом стикере оказался в другом городе. Так: середина лета, вечера тёплые, ночи короткие – времени терять я не хотела. Решено: еду сейчас, а не завтра с утра.
Глава IV
На ресепшене попробовала арендовать автомобиль, но не вышло, они не давали машины для выезда за пределы города. Тогда непонятно, зачем служба аренды машин в таком городке. Попросила такси и поехала на автовокзал, уже было темно, когда мы приехали к автовокзалу. Было на станции всего два автобуса. На табло я нашла необходимое направление, автобус отходит в час тридцать ночи, ждать пять с половиной часов, я расстроилась, что так рано уехала из отеля.
– Билет до города Урмия в час тридцать сегодня, пожалуйста, то есть уже завтра, – попросила на кассе, – один.
– Добрый вечер! Вам в одну сторону? – ответил мне кассир в жёлтой униформе.
«Опять жёлтый, – промелькнула мысль, – как квадратный стикер с адресом. Цвет, который „мой“ художник никогда не увидит. Надо перестать говорить мой».
– Да, в один конец, пожалуйста.
– В городе Урмия «цветочный фестиваль», вы уверены, что не нужен обратный билет: завтра вечером можете не вернуться, билетов не успеете купить, – заботливо предлагал кассир в жёлтой униформе.
– Раз там фестиваль, я задержусь.
– Тогда 28 бируз с вас.
Когда я рассчиталась за билет, заметила, что за моей спиной стоят люди в очереди. Чтобы не задерживать, пока я убираю билет и кошелёк, сделала шаг в сторону, продолжая стоять у стойки кассира.
– Один билет до города Урмия, пожалуйста, на ближайший автобус, – прозвучал мужской голос рядом.
– Билетов больше нет, последний купила девушка, – кивнув в мою сторону, сказал кассир. – Есть билет на вечер, завтра.