Максимов?
Шрифт:
– Нет.
– Ну ладно, ладно, я шучу, конечно же.
– Левий, неужели вам совершенно не страшно?
– Совершенно.
– Почему вы не боитесь? Может, вы и правда, как говорят, умственно больны?
– Чувствую себя абсолютно здоровым.
– Вас казнят сегодня днем. Почему вы не боитесь?
– Потому что мне не страшно.
– Но ведь вы не верите в Бога, не верите в душу, не верите вообще ни во что, вам нужны только факты, только доказательства, черт вас дери, и вы, видимо, считаете, что после смерти вы окажетесь в небытии. Ведь, по вашему мнению, души не существует. И вы не боитесь. Я не понимаю этого.
– Я не боюсь, потому что от моего мнения и от моего знания ничего не меняется. Мы ничего не решаем тут. Если все устроено таким образом, чтоб сознательные существа после смерти попадали в небытие, то какой смысл этого бояться? А если мы окажемся, как вы считаете, в раю, то я буду только рад. В любом случае, правду я узнаю раньше вас. Как ученый, я отношусь к тому, что меня ждет, как к эксперименту.
– Жаль, о результатах вы не сможете сообщить миру.
– Отец Мартин, раз уж мы заговорили о смерти и страхе, ответьте, а вам не страшно грешить участием в моем убийстве?
– Соблюдение закона – не грех.
– Вы сами придумали этот закон. Ваш пророк писал что-нибудь об этом законе? О том, что нужно уничтожать всех, кто имеет другое мнение, отличное от церковного?
Отец Мартин проигнорировал вопрос Левия.
– Я читал заповеди, оставленные нам от первого человека. Якобы первого. Ныне считающегося пророком. Да что уж там мелочиться – святым! И вам, отец Мартин, не помешало бы их прочитать повнимательнее.
– Я помню их и сам текст помню. Наизусть.
Левий начал цитировать Священное Писание:
– «Я человек. Я остался один…»
Отец Мартин продолжил:
– «…Один во тьме. И во мраке этом есть свет сознания, который я должен сохранить и передать…»
– Верю, отец Мартин, верю, что знаете. И первая заповедь из тридцати – «Не убивай себе подобных».
– Вы, Левий, может, и напрямую не убиваете никого. Вы поступаете хуже. Вы разрушаете нашу веру, наши устои, вы убиваете цивилизацию. Ваше преступление страшнее. И мы избавим мир от вас и подобных вам. Сделаем это грязное дело во имя спасения остального человечества.
Через несколько дней голод начал сильно бить по здоровью людей. Антон ослаб еще больше и уже не мог ходить. Его рубашка и одеяло были в крови из-за постоянных приступов кашля. Ева подставила Антону к кровати ведро, которое нашла в комнате охранника, чтоб он мог откашливаться туда.
– Ну как он? – спросил Кирилл, глядя на Еву, стоя в дверях камеры.
– Я вообще-то в сознании, – сказал Антон шепотом, – можно и меня спросить.
– И как ты? – спросил Кирилл с доброй улыбкой.
– А что, не видно? – прошептал Антон. – Похоже, я первый из нас окунусь в прелести вечных мук.
– Ева, – сказал Кирилл, – я пришел к тебе по делу. Почему ты не сказала нам, что есть вход в рай? Что ты хотела отвести туда Антона и своего робота?
– Что толку об этом говорить?
– Ты понимаешь, что это наш шанс?!
– Какой еще шанс? – Ева рассердилась. – Вы не осознаете, что вас поджидают демоны?
– Тут сидеть тоже нет смысла. Ждать нам нечего. Ты должна довести нас до входа в рай, дальше мы уже сами разберемся.
– Не получится.
– Твой отец умирает? Ты понимаешь, что с ним будет после смерти? Куда он попадет? Ты желаешь ему мучений?
– Перестаньте давить на больное! – Ева заплакала. – Понимаю ли я? Да я тут скоро с ума сойду от осознания всего, что происходит! Я не знаю, куда деть себя от всех этих мыслей! А вы спрашиваете, понимаю ли я?! Это вы не понимаете, что случится, если открыть дверь и попытаться выйти наружу. Вы не проживете там и минуты! Вас разорвут на куски! Они знают, что вы здесь, и караулят за дверью!
– Как тогда ты планировала довести Антона до входа в рай? – спросил Кирилл.
– Думала, это будет проще, – ответила девочка, вытирая слезы рукавом.
– Да ты недоговариваешь, – заподозрил Кирилл. – И код к двери ты, конечно же, не скажешь?
– Нет.
– Смиритесь со своей участью, – прошептал Антон, – мы заплатим за все, что совершили в жизни.
Кирилл ушел, ничего не ответив.
– Неизвестно, что хуже, – сказал Саша. – Ад или небытие. Но в аду ты хотя бы не исчезнешь.
– Ты считаешь, что ад лучше, чем небытие? – прошептал Антон.
– Если ад не вечный, то лучше, – ответил робот.
– Мы этого не знаем, вечный он будет или нет, – сказал Антон.
– Рай тоже не подарок, – сказала Ева, – понимать, что твоим близким плохо, а самой находиться в раю…
– Может, уйти в небытие – не такой уж плохой вариант? – предположил Антон.
– Не знаю, – ответил Саша, – но оно меня очень пугает. Хотя я понимаю, что все зависит от жизненных обстоятельств. Возможно, бывает и так, что лучше уйти в небытие, просто исчезнуть.
Примерно через час по коридору шел Кирилл и громко объявлял о собрании, которое должно быть через десять минут. Кто-то спросил, о чем пойдет речь, и Кирилл сказал, что предстоит решить, выходить или сидеть тут дальше. Ева вышла из камеры как раз в тот момент, когда Кирилл проходил мимо.
– Хотите поскорее отправиться туда? – спросила девочка.
– Свое мнение можешь высказать на собрании, – остановившись, ответил Кирилл, – хотя нет, ты же не такая, как мы, ты не в нашем положении, чтоб что-то решать или советовать. Ты у нас вне системы, ты как бы над всей этой ситуацией. Смотришь со стороны, как в кино.