Малафрена
Шрифт:
— Это вы, господин Сорде? — спросила она, продолжая играть; этот рояль был столь же прекрасен, как и тот, что стоял внизу, — розовое дерево, позолота; вечерние лучи солнца, падая в продолговатые высокие окна, золотили волосы Луизы, музыка хрустальными каплями сочилась из-под ее длинных пальцев.
— Добрый вечер, баронесса, — сказал Итале и сразу решительно заявил: — Увы, я должен вас покинуть. Позвольте поблагодарить вас за доброту и участие; надеюсь, впоследствии мне будет дарована привилегия хотя бы отчасти вернуть вам этот долг. — Привычные провинциальные формулы вежливости сами срывались у него с языка; он даже не задумался ни на секунду, сможет ли когда-либо отплатить за гостеприимство Палюдескаров, — ведь сейчас его ждало переселение в загаженный бродячими кошками жалкий домишко в Речном квартале. Однако он
— Разве вы уезжаете, господин Сорде? Мы полагали, вы у нас погостите хотя бы несколько дней!
Она казалась растерянной, разочарованной; он даже немного удивился.
— Вы очень добры, баронесса. Но один мой старый приятель хочет, чтобы я поселился у него…
— Ну нельзя же каждый раз бросать новых друзей ради старых! Учтите, Энрике будет очень огорчен!
— Вы очень добры…
— К тому же у нас масса различных знакомых, связей… Я думала, мы действительно сможем быть вам кое в чем полезны…
— Вы очень… — Господи, заладил как попугай! — Я действительно очень вам благодарен, баронесса. Это так мило с вашей стороны! Но я… — Он не знал, что сказать еще; его решимость таяла, как сахар в воде.
— Но вы, надеюсь, хотя бы пообедаете с нами сегодня? Я просто требую этого!
— Разумеется, и с огромным удовольствием! — Черт бы побрал эту женщину! Когда он спускался по лестнице, вслед ему уже снова неслись игривые блистательные пассажи моцартовского «престо»; исполняла его Луиза поистине виртуозно.
После ее слов о «массе знакомых» он ожидал еще одной многолюдной вечеринки и был удивлен, когда, спустившись в столовую (в черном сюртуке, отлично вычищенном Робером), обнаружил этакую partie carr"ee: [13] он сам, Луиза, Энрике Палюдескар и граф Раскайнескар. Мать Луизы и Энрике, старшая баронесса Палюдескар, фрейлина великой герцогини, обедала во дворце. Эту «вечеринку вчетвером» явно организовала Луиза в полном соответствии со своим вкусом: обстановка была самой элегантной и в то же время достаточно интимной. За четырьмя французскими окнами, раскрытыми настежь, плыла августовская ночь. Темное небо было усыпано яркими звездами, легкий ветерок неуверенно шуршал в листве зеленой изгороди; из сада доносился шелест воды в фонтане, шепот ветвей, запахи влажной земли и роз — все это каким-то странным образом влияло на их разговор за освещенным свечами столом, точно летняя, чуть тревожная ночь сама стала пятой его участницей. Луиза, сидевшая во главе стола, была сегодня так хороша, гораздо красивее, чем даже вчера или утром, что Итале почувствовал некие смутные опасения, словно где-то рядом с ним разбушевалась вдруг некая стихия, нечто вроде лесного пожара или наводнения. Ему подумалось, что поэты, называя порой женщину богиней, не так уж и не правы и уж, во всяком случае, искренни. Энрике казался встревоженным и немного сердитым, говорил очень мало, однако Луиза и Раскайнескар не обращали на это никакого внимания.
13
Partie carr"ee (франц.) — здесь вечеринка вчетвером.
Раскайна, расположенная на южном берегу озера Малафрена, примерно в полусотне километров от поместья Сорде, была одним из самых больших земельных владений в Валь Альтесме. Итале хорошо знал эти места, но самого хозяина Раскайны ни разу даже не видел. Очевидно, если Раскайнескар когда-либо и заезжал в свое поместье, то лишь очень ненадолго, будучи горожанином до мозга костей. Ему было лет сорок, и для своего возраста он выглядел прекрасно: крупный красивый рот, сочные губы, высокий лоб и прекрасные темные глаза.
— Итак, — заявил он, вольно откидываясь на спинку кресла, поскольку обед был закончен и все уже перешли к десертным напиткам, — могу с уверенностью сказать, что собрание Генеральных штатов состоится непременно.
— Слишком много разговоров! — проворчал Энрике.
— Вовсе нет — если, конечно, вы не имеете в виду сами заседания. Тут я с вами полностью согласен! Но ассамблея-то соберется непременно, и депутаты все съедутся. Корнелиус, я полагаю, объявит об этом уже через месяц, так что осенью 27-го года следует ожидать результатов
— В точности так поступил и Людовик XVI, — пробормотал Итале, наклонившись над тарелкой.
— Да полно вам! — добродушно воскликнул граф, стараясь его успокоить. — Французские Генеральные штаты — это одно, а наша крошечная ассамблея — совсем другое. Созыв наших Генеральных штатов — всего лишь акт великодушия со стороны императора.
— Значит, если он сочтет, что ассамблея ведет себя оскорбительно по отношению к нему, то просто щелкнет пальцами? — переспросила Луиза.
— Разумеется! То есть пальцами щелкнет Корнелиус; зачем же самому императору беспокоиться.
— Неужели Корнелиус обладает такой властью? — удивился Итале.
— Будучи премьер-министром великой герцогини? Нашей высокорожденной правительницы? Я полагаю, что да. Хотя, возможно, на сей раз «щелкнуть пальцами» ей придется самой.
— Но ведь согласно Хартии 1412 года наша ассамблея подчиняется только королю! И совершенно не обязана выполнять приказы герцогини или ее премьер-министра!
— За которыми тем не менее стоит австрийская армия, — мягко возразил Раскайнескар.
— Ну, если великая герцогиня призовет на помощь австрийскую армию, то, согласно конституции, это будет означать вторжение. Мы, разумеется, являемся союзниками империи и находимся под ее защитой, но мы отнюдь не одна из провинций Австрии! — возмутился Итале.
— Это верно лишь на бумаге, господин Сорде. Австрийская армия УЖЕ здесь. Именно она контролирует действия нашей полиции в провинциях; и никакая ассамблея не решится привести Орсинию к мятежу или к войне — какое слово вам больше нравится? — против самого могущественного государства в Европе. Подобные идеи просто смешны.
— Ну, это зависит от личного чувства юмора, — заметила Луиза.
— Верно, — согласился Раскайнескар, никогда не вступавший в прямой спор и предпочитавший выяснять истину окольными путями. — Но когда мирное равновесие сил. столь хрупко, когда существует возможность интервенции со стороны крупных соседних государств, России например, подобные идеи даже не смешны: они пугающи. Неужели снова затяжная война? Нельзя не уважать Меттерниха [14] за то, что в течение последнего десятилетия ему удалось практически исключить подобную возможность, превратить войну в объект фантазий, уничтожить ее непосредственную угрозу. Невероятная все-таки личность этот Меттерних! Он, точно Атлант, держит на своих плечах всю Европу.
14
Клеменс Меттерних (1773–1859) — князь, министр иностранных дел и фактически глава австрийского правительства в 1809–1821 гг., канцлер — в 1821–1848 гг. Противник объединения Германии. Во время Венского конгресса 1814–1815 гг. подписал секретный договор с представителями Великобритании и Франции против России и Пруссии. Один из организаторов Священного союза. В Австрийской империи установил систему полицейских репрессий. Конец власти Меттерниха положила революция 1848–1849 гг.
— Но если он все же опустит ее на землю, она, может статься, вполне пойдет и сама, — заметил Итале; голос у него чуть дрогнул, и это заметили все, а Энрике, не сумев дипломатично промолчать, даже хрюкнул от смеха, но тут же смутился и покраснел.
— Причем пойдет прямиком к войне, верно? Вот этого-то я и боюсь, — сказал Раскайнескар.
— Лучше, по-моему, идти к войне, чем допустить возвращение эпохи рабства!
— Мой дорогой юный друг, — у Раскайнескара явно не было желания ссориться с гостем Луизы Палюдескар, — не уверен, что вы достаточно много знаете о войне; и, по-моему, Слово «рабство» просто нынче в моде, хотя и утратило свой первоначальный, истинный смысл. Вот несчастный чернокожий африканец на плантации в одной из американских Каролин — это настоящий раб; однако, согласитесь, его положение крайне мало общего имеет с вашим или моим.