Малафрена

Ле Гуин Урсула Кребер

— Они не мешали нам проводить собрания и митинги аж с 21-го, — тихо пояснил Кленин, — но в последние дни вдруг стали хватать выступающих прямо на улице, а потом допрашивать их в полиции. Пугают, наверно… Но вам же будет спокойнее, если они вас не заметят. Вам сегодня и так досталось! — Кленин улыбнулся.

— По-моему, я сегодня всех разочаровал. Мне очень жаль…

Кленин внимательно и серьезно посмотрел на него. Глаза у него были абсолютно синие, это была теплая синева летних небес.

— Знаете, люди у нас все стараются выше краснойцев прыгнуть. А я, например, уважаю вас за то, что вы говорили честно, господин Сорде. Какой смысл

притворяться, что все так легко будет?

Уже в дверях Итале сказал ему:

— Спасибо, Кленин. Большое спасибо! — Ему хотелось как следует поблагодарить этого человека за поддержку, ему внушали необычайную симпатию синие глаза Кленина и его тонкое усталое лицо, но он сумел всего лишь выдавить из себя это «спасибо» и крепко пожать этому славному человеку руку — единственное прикосновение рук и душ за весь вечер… А потом оба растворились в темноте, и звук их шагов заглушил шум дождя.

Глава 2

Итале был несказанно рад, когда наконец увидел в темноте над улицей светящееся окошко своей квартиры. Изабер, как и все уроженцы Красноя, всегда стремившийся хоть чем-нибудь поднять себе настроение, купил за гроши в лоскутной лавке темно-красную ткань и повесил на окна шторы, сквозь которые удивительно красиво просвечивала зажженная свеча. И, глядя на это винного цвета окно, Итале почувствовал, что у него на душе становится чуточку легче. По крайней мере, он здесь не один! Изабер все-таки молодчина — преданный, заботливый, эти вот красные занавески придумал… Итале взлетел по темной лестнице и прошел через площадку к своей квартире; на верхнем этаже плакал ребенок — тоненько и почти непрерывно. Пытаясь попасть ключом в замочную скважину, он услышал, как Изабер что-то крикнул: то ли «Входи!», то ли «Не входи!», и пока он колебался, удивленный этим криком, дверь перед ним резко распахнулась. Он увидел Изабера, который стоял у стола, и каких-то других людей; тот, что открыл дверь, был от него не более чем в полуметре. Первым побуждением Итале было отступить назад, к лестнице, но еще один человек бесшумно возник у него за спиной, спустившись с верхнего этажа. Постепенно осознавая, что вот-вот произойдет неизбежное, Итале глянул в лицо Изаберу, и выражение лица юноши еще сильнее встревожило его.

— В чем дело, Изабер? — спросил он.

Тот не ответил. Человек, распахнувший перед Итале дверь, спросил:

— Вы господин Сорде?

— Да, а вы кто такой?

— Войдите, пожалуйста, в квартиру.

Итале повиновался; за ним по пятам следовал второй тип, тот, что спустился сверху. Первый аккуратно закрыл за ним дверь, очень стараясь не шуметь.

— Итак, вы Итале Сорде, сотрудник столичного журнала «Новесма верба»?

— Да. — Возникла пауза. Итале некоторое время тупо смотрел в пол; второй полицейский стоял у него за спиной, точно деревянный истукан. — Может, присядете, господа? — предложил Итале уверенным, но несколько неприязненным тоном. Однако все продолжали стоять. Никто из них в лицо ему не смотрел. — Ну и стойте, ежели вам угодно, — сказал он и сел на свое обычное место за письменным столом.

— Это вы написали, господин Сорде?

Перед ним была его последняя корреспонденция, отосланная в Красной: две статьи и личное письмо к Брелаваю.

— Когда я в последний раз видел этот конверт, он был запечатан, — с отвращением заметил Итале и устало откинулся на спинку стула, чтобы хоть как-то заставить себя усидеть на месте и сдержать приступ бешеного гнева. —

А что, это ваш профессиональный долг — вскрывать чужие письма, или же вы делаете это удовольствия ради?

— Это вы написали?

— А кто вы, собственно, такой?

— Моя фамилия Арасси, — раздраженно ответил этот «нежданный гость». Голос у него был довольно высокий, лицо умное, хотя и невыразительное.

— А моя — Сорде. Впрочем, это вы уже знаете. И, видимо, именно это, на ваш взгляд, не дает мне ни малейшего права задавать вам вопросы? Но все же хотелось бы знать: с какой стати вы оказались в моем доме и кто вы такие? Вы намерены предъявить мне ордер на арест или же просто пытаетесь меня припугнуть?

— Я отвечу вам только на один вопрос, все остальные могут и подождать. Да, вы арестованы, господин Сорде. Ну что, все в порядке, Гавраль?

Один из тех, что находились в комнате, мрачноватый молодой человек лет двадцати, кивнул.

— А вам лучше надеть пальто, господин Изабер. Эта квартира будет опечатана до конца следствия. Вы, господин Сорде, также можете взять с собой кое-что из одежды.

— Позвольте мне сперва взглянуть на ваши документы.

Арасси предъявил ему ордер, подписанный Кастуссо, начальником поланской полиции.

Изабер по-прежнему стоял как вкопанный. Итале подошел к нему.

— Пошли, Агостин, — сказал он и, чуть понизив голос, сердито прибавил: — Ну что ты замер, точно кролик перед удавом? Надевай пальто!

У Изабера на глазах выступили слезы, и он прошептал, глядя на Итале:

— Мне так жаль, Сорде!

— Ладно, бери пальто, и пошли.

В закрытой карете их доставили по темным, исхлестанным дождем улицам на вершину холма, к тому самому зданию, которое Итале видел, когда впервые въезжал в Ракаву. Здесь, в старинной башне с зубчатыми стенами, разместился Верховный суд. Очертания башни, мрачно проступавшие сквозь изморось, расплывались в свете фонарей, прикрепленных к крыше кареты. В теплой комнатке без окон и с весьма обшарпанными стенами Арасси кратко допросил арестованных в присутствии секретаря.

— Очень хорошо, господин Сорде, — сказал он, потирая лоб, словно у него болела голова. — Благодарю вас за исчерпывающее ответы. Вы и господин Изабер задержаны и останетесь здесь до судебного разбирательства.

— Каковы же выдвинутые против нас обвинения?

— Статья 15: деятельность, направленная на нарушение общественного порядка. Это самое распространенное обвинение, господин Сорде.

Не так уж он плох, этот Арасси, подумал вдруг Итале. Вежливый, усталый, суховатая ироничная манера говорить…

— Я знаю. Когда примерно состоится суд?

— Не могу сказать. Возможно, уже через несколько дней. Но обычно рассмотрение такого дела занимает около двух месяцев.

Арасси кивнул полицейским, и двое из них повели Итале и Агостина по коридору и куда-то вниз по длинной лестнице с каменными ступенями, потом вверх на три пролета, потом по извилистому коридору в какую-то темную комнатку. Когда они вошли, один из полицейских спросил с иностранным, немецким или чешским, акцентом:

— Господа, прошу сообщить: есть ли у вас при себе ножи, боевые или перочинные, или какие-либо иные металлические предметы? — Изабер машинально протянул ему свой перочинный нож; Итале — столь же машинально — этого не сделал. И очень удивился, на следующее утро обнаружив свой ножик у себя в кармане. — Очень хорошо. Спокойной ночи, господа. — Дверь камеры с громким щелчком захлопнулась.