Малакай и я
Шрифт:
Я застыла, уставившись на него, пока он убирал рукописи в свою сумку.
— Ты знал?
— Все знают, ведь он постоянно строит тебе глазки. Это настолько очевидно, что меня даже оскорбляет, что ты думала, будто я настолько глуп, что не замечу.
— Что ж, прими мои извинения, — сказала я, вздохнув.
Говард и я встречались. Это должно было стать большим откровением, а он взял и вот так все выложил. Мы встречались уже примерно год — с тех пор, как я здесь работаю.
— Что ж, тогда прими мой отказ.
— Что?
— Если ты хочешь встречаться с ним, это твое дело, но моя
— Дедушка!
— Эстер! — передразнил он меня, и мне не стоило поддаваться этому сейчас.
Я вздохнула.
— Дедушка, мне двадцать два года. Я не прошу разрешения, я прошу о...
— Помощи, — перебил он, встав передо мной и положив руки мне на плечи. — Говарду двадцать восемь лет, он готов остепениться, готов поселиться с тобой в доме с белым заборчиком, что звучит неплохо, но только если ты этого хочешь. И если бы ты этого хотела, то рассказала бы мне о нем, а если бы он был подходящим парнем, он сам сказал бы мне...
— Я запретила ему.
— Это не имеет значения, малышка. Он все равно должен был быть достаточно храбрым, чтобы сделать это. И, наконец, если бы ты действительно хотела этого, ты бы начала с «дедушка, я люблю его», а не с «дедушка, мне двадцать два года».
Я открыла рот, чтобы сказать нужные слова, но не смогла. Почему эти три слова так сложно было произнести? Говарда здесь не было, но я все равно не могла их произнести.
— Я побуду плохим парнем, окей? — Он похлопал меня по плечу. — Ты рассказала мне, и я ответил отказом. Кроме того, кто будет заботиться обо мне, когда я стану старым, если ты переедешь?
Я хмыкнула.
— Ты уже старый.
Он громко вздохнул, отпуская мои плечи.
— Да как ты смеешь! Ты же знаешь, я не выгляжу старше семидесяти пяти.
Я засмеялась, и он щелкнул меня по носу. Больше он ничего не сказал по этому поводу, просто отошел к двери и держал ее открытой для меня.
— А теперь иди и заработай мне денег.
— О, переключился в режим босса. Ладно, ладно, я ухожу, — сказала я, сгребая свои вещи, и направилась к двери. — Я даже провожу тебя до твоего кабинета, старик.
— Я помню время, когда ты еле стояла на ногах, плюхалась на попу, а потом сидела и плакала в замешательстве. — Он встал на колени возле офиса, чтобы все могли видеть.
— Дедушка! — Я схватила его за руку.
— Эстер! — снова передразнил он меня.
Усилив мою хватку, я потащила его за собой, отчего он снова рассмеялся. Пока его смех не перешел в кашель. Такой сильный кашель, что нам пришлось остановиться ненадолго. Я немного отошла и просто уставилась на него.
— Не надо смотреть на меня так... ах-ах! — Он снова закашлялся, потирая горло.
— Как так?
— Так. — Он указал своим длинным тонким пальцем прямо мне между глаз. — Твои большие, карие, печальные щенячьи глаза смотрят так, будто я куда-то уезжаю. Давай, ты же проводишь меня, разве нет?
— Мы на месте, — сказала я, прямо как хозяйка Колеса Удачи2, подняла руки и привлекла его внимание к стеклянной двери с выгравированным на ней именем. — А теперь я пойду отрабатывать свою зарплату. Намасте, Рафи. — Я кивнула и сложила ладони вместе, когда личный помощник
— Намасте, Эстер. Сэр.
— Кофе? — Я взглянула на дедушку. — Твой доктор сказал тебе исключить кофеин.
— Он без кофеина, — пришел ему на выручку Рафи. — К тому же, на самом деле, там больше молока, чем кофе, так что я не нарушил рекомендаций ни одного доктора.
— Кыш! Уходи и оставь меня, мой кофе и моего ассистента в покое.
Я подняла руки и отступила, заставляя Рафи засмеяться, когда они вошли в огромный стеклянный угловой кабинет. Внутри на стене висели все его награды, от «Оскара» и «Тони», а также его кинонаграды с кинофестивалей по всему миру. Не говоря уже о подписанных первых экземплярах всех его авторов и фотографиях. Он боролся за гражданские права в молодости. Каждый раз, когда я заходила в этот кабинет, мой дедушка исчезал, и меня поражал масштаб того, кем он был — Альфред Бенджамин Ноэль, знаменитый писатель, режиссер, продюсер, драматург, политический активист, меценат и икона.
— Пока, — попрощался Рафи и сложил руки, кивнув мне, прежде чем щелкнуть пультом. Стеклянные стены кабинета помутнели и стали непроницаемыми.
— Ты и на хинди говоришь? — Ли-Мэй выкатилась из-за стола в центре офиса. Улей, как мы его прозвали... потому что он был действительно на него похож. К счастью, он был не ярко-желтым, а выполнен из стекла.
— Хинди, китайский, турецкий, корейский, японский, вьетнамский, арабский, иврит, русский… имейте ввиду, что мы все еще в Азии!
Говард улыбнулся, когда подошел и протянул мне бутылку чая со льдом.
—3— воскликнула Ли-Мей, когда ее рот открылся. — Почему я этого не знала? Серьезно. Я вроде как задета. Впечатлена, но задета.
— Yizhng yy'an yngyun b`ug`ou4. — Пожала я плечами, пока Говард смотрел на нас и просто пил чай в ожидании перевода.
— Ребята... о чем вы говорите?
— Разве ты не наполовину китаец? Почему ты не знаешь даже самого простого китайского? — Ли-Мей откатилась обратно за свой стол и закинула в рот зеленый кексик.
— Во-первых, я наполовину японец, наполовину немец. Во-вторых, я не знаю языков, потому что мои родители родились и выросли здесь, в Нью-Йорке. К счастью, может моя девушка научит меня, — сказал он гордо, в то время как я, поперхнувшись, закашлялась так сильно, что мне пришлось ухватиться за край стола Ли-Мей.
— Ты в...
— Я в порядке, — быстро сказала я, уставившись на него. — Извини нас, Ли-Мей.
— Не обращайте на меня внимания. Я просто буду притворяться, что мне не интересно, — ответила она, продолжая жевать.
Игнорируя ее, я прошла в конференц-зал, который мы только что покинули, и подошла к окну с видом на Бруклинский мост.
— Ты не можешь всюду говорить это! — закричала я, как только он закрыл дверь.
— Говорить что? Что ты моя девушка? Все уже знают, Эстер...