Мальчик и Шкай
Шрифт:
...Паксют не выдержал. Он выбежал в ночь, в дождь. Волосы и борода быстро намокли. Дышать стало тяжело, и он ни о чем не думал, а только рвался вперед и слушал, как противно чавкают, увязая в рыхлой земле ноги. Если будет нужно, мокшанин пробежит так до самой крепости, и вырвет у плохих людей своего сына. Скрепя сердце он был вынужден отправить его туда - главному жрецу селения, озате Кирдяю, приснился
Сам того не понимая, ноги вынесли его на опушку. На ту самую опушку, где стоял огромный хозяин-дуб, а под его кроной в лопухах сидел... Нет, теперь не заяц, а его сын Тумай, завернутый в какую-то грязную тряпицу. Паксют бросился к нему, поднял обмякшее тельце в насквозь промокшей одежде. Он нес его на руках, обернув в крестильную рубаху, шел в лесных сумерках, смотрел на бледное лицо мальчика, на посиневшие губы и золотой крестик, что блестел, выбившись из-под рубахи. Дождь прекратился, и раскаты грома уносили его куда-то, в далекие неизведанные земли...
...Едва забрезжил рассвет, мальчик с трудом открыл глаза. Рядом с ним лежал кто-то большой и теплый, и мальчик не сразу понял, что это отец, и он, Тумай, почему-то оказался дома, рядом с так любимой им печью, в которой теплились угольки. В полумраке он различил тень своей невысокой матери, она не спала. Почему и как он оказался дома? Может быть, все увиденное от начала и до конца было сном? Он тут же просунул ладонь за пазуху: золотой крестик отца Мисаила был с ним...
– Мне нужно найти озятю, - сказал он на языке мокши и закашлялся.
– Полежи, еще рано! Как ты себя чувствуешь?
– мать протянула горячий отвар.
Мальчик отхлебнул, отдышался и поднялся на ноги:
– Нет, мне нужно!
Одевшись, он выбрался из дома. Брел мимо мокшанских невысоких строений, где пока что еще все спали, за селение, туда, где у корней старого дерева бил ключ. Это место считалось священным, и Тумай знал, что именно здесь он и отыщет жреца.
У ключа никого не оказалось. Мальчик вздохнул и уже хотел возвращаться домой.
– Я слышал, что ты принес! Отдавай же его немедленно!
– услышал он голос за спиной. Озатя Кирдяй - невысокий, с кривыми ногами, с длинной бородой и морщинистым лицом вырос перед ним, словно гриб из мокрой травы. В руках у него был неотесанный посох, на плечах - грубо обработанная шкура медведя, так что казалось, будто зверь положил ему со спины свои лапы.
Тумай снял с шеи крестик.
Гладкий камушек омывала вода, и озатя аккуратно положил на него жертву. Старика долго трясло, и он что-то урчал, шептал, сопел и кряхтел, бил по земле посохом, и не сразу мальчик сумел различить слова. Лишь обрывками он слышал, что старик просил у Шкая-кормильца милости, дождика и теплых рос, долгого светлого дня. Заметив, что мальчик все еще здесь, жрец довольно грубо приказал ему уйти и еще долго кряхтел и бубнил что-то.
Дождь давно прекратился. Тропинка обветрилась, траву обдуло, только земля по-прежнему оставалась черной и рыхлой. Тумай поднялся и сел на бугорок, откуда был отличный вид на умытый сосновый лес; смотрел, как разгорается новый день, обещающий быть теплым. Рядом с ним молча присел самый близкий ему человек и наставник - сгорбленный и сухой, как ветка, дедушка Офтай. Ничего не нужно было говорить - они просто улыбнулись друг другу. На плечо мальчика незаметно присела пчела, она чистила лапки, готовясь лететь на работу. Тумай был счастлив - яркое солнце, что поднималось над его головой, разгоралось сильней, словно пело с высоты о том, что Шкай больше не гневается, и всё также любит трудолюбивых лесных жителей, которых по своей воле создал много веков назад...
Январь 2017 г.