Мальчик из Фракии
Шрифт:
– Спрашивай смело.
– Объясни… Вот мы варвары, а живем среди римлян…
Валент от всего сердца расхохотался, откинувшись в седле.
– Я… Ой! Я хотел сказать…
– Мне все понятно: римляне среди скифов.
– Да. Но почему? Разве это правильно? Ведь…
– Они воюют с империей, – закончил за него приемный отец.
Мальчик кивнул. Торопливо добавил:
– Склавины против римского цезаря, а мы им помогаем.
– Тебя волнует, почему? Нет ничего проще. Мы – это мы, а цезарь Тиверий – это цезарь Тиверий. Нам до него дела нет. Свыше того: он не желает нам добра. Он нам не друг. Вспомни, кем ты был в империи? У меня тоже есть счеты с нашим славным государством.
Амвросий не имел никаких
Внезапно лес кончился. Но вместо обычной тишины до слуха всадников донесся топот тысяч копыт.
– Это интересней медведя! Вперед!
Они остановились под последними деревьями, так чтобы оставаться незамеченными. Перед ними открылся огромный луг по которому неслись сотни коней и кобылиц с жеребятами. Амвросии раскрыл от удивления рот. Усталость рассеялась. Ее оттеснило нахлынувшее изумление. Это были дикие лошади!
– Нравится? – спросил Валент.
– Да! Откуда они?
– Посмотри, какие красавцы. Это из табунов самого императора, должно быть. Их гонят сюда. В наших конюшнях только кони и мерины. Остальные лошади обитают на воле. Тут они встретят зиму. Нравятся?
– Конечно! Их ведь ловят, когда надо и объезжают. Я видел, как пригоняли жеребцов в городище. Но сколько же их…
Шум стих. Лошади пронеслись в сторону заката.
14
Бронзовые светильники по углам императорской спальни горели необыкновенно ярко. Алое пламя подрагивало на толстых фитилях в голубиных клювах. Раскинув золоченые крылья, птицы парили над изящными стойками. Тени придворных плясали на мозаичном полу, мелькали чудищами на голубой росписи стен.
– Он еще не пришел? – прошептал Тиверий Константин. Поднял маленький круглый подбородок. Вытаращил глаза по-детски.
Кучка приближенных склонилась над статным телом.
– Он идет, божественный. За ним недавно послали, – почтительно сообщил кувикуларий, курчавый и тонконосый. [127] Забегал темно-карими очами по сторонам.
Тиверий уронил запястье на опухшие глаза. Простонал, разгибая колени под длинной ночной рубахой. Распластался на скомканных простынях. Задышал ртом глубоко и неровно. Сгреб пальцами край покрывала. Он был здоров. Приближенные напрасно терзали себя беспокойством. Его лишь мучили ночные тревоги. Из жизни приходили они в мир сновидений.
127
Кувикуларий – придворный охранник (обычно евнух), ночевавший рядом со спальней императора.
– Слишком много огня, владыка? – спросил кувикуларий.
– Нет, пусть будет светло…
Внезапно разбуженный Аркадий спешил. Подошвы его сандалий шелестели по мрамору коридора. Низкий юноша-раб держал перед евнухом фонарь. Четверо гвардейцев молча шествовали позади.
«Надо успокоить его. Надо успокоить…» – беззвучно твердил евнух. Сжимал и разжимал веки, прогоняя сон. Была глубокая ночь. Цезарь проснулся и разбудил криком охрану. Он ничего не объяснял, а только желал видеть его – своего ангела Аркадия.
Наконец они подошли к флигелю дворца. Здесь находились покои Тиверия. В комнатах смежных с императорской спальней Аркадия встретило скопление слуг.
– С ним все в порядке? – поинтересовался евнух у врача.
– Должно быть, просто дурной сон… – промямлил лысый старик.
Аркадий перекрестился. Приказал страже убрать лишние глаза. Сглотнул горькую ночную слюну. Смочил сухие уста сладким вином. Пригладил жидкие волосы цвета спелого каштана. Поправил привычным движением одежды. Шагнул в комнату цезаря.
– Что случилось, божественный? Отчего твой сон прерван?
– О, Аркадий, наконец! Выйдите все.
Они остались наедине. Евнух опустил жирное тело на поднесенный слугами стул. Положил круглые локти на кровать. Тиверий присел. Стер со лба пот. Заговорил нервным шепотом:
– Императрица София… Она хочет развести меня. Она приготовила мне даже свою дочь. Они оплетают меня сговором с патриархом. И это в такое время! Всюду варвары, опасность… А ей… Ей нужно только уберечь власть и богатство. Зачем? Зачем ей вся эта роскошь, теперь, когда она стареет?
Глаза Тиверия болезненно расширились.
– Наш славный Юстин плох, но он любит тебя как родного сына. Он не даст тебя в обиду. Не сомневайся: ты унаследуешь все. А наши люди при патриархе…
– Что наши люди!? – в отчаянье простонал Тиверий. Концы бровей его высоко поднялись над переносицей.
– Ты ведь не собираешься жениться вновь?
– Мне не дают перевезти сюда супруги и дочерей. В Больших палатах цезарей нет места для моей семьи. [128] Все занято. Но главное не это. Пусть пока живут во Фригии. Во дворце Ормизда им место тоже не нашлось. [129] Их выжили! София никого не допускала из придворных женщин до Анастасии. Никого! Теперь она уехала. О! Сколько слез… Бедняжка… Но… София снова недовольна. Как с этим быть? Они и эти… – он сгоряча шлепнул ладонью по простыне. Вздрогнули угловатые тени. – Они меня лишают сил! Я все сношу…
128
Большой или Святой дворец в Константинополе оставался главной резиденцией византийских императоров на протяжении восьмисот лет, с 330 по 1081 гг. Он был заложен Константином Великим между Ипподромом и Святой Софией, перестроен Юстинианом и расширен Феофилом.
129
Одно из названий императорского дворца Вуколеон, данное в честь персидского принца Ормизда.
Аркадий вдохнул благовонные масла.
– Ты станешь августом, мой благородный друг. Сейчас: терпение, одно терпение. Ты сам так говоришь, припомни это. Поменьше возражай Софии. Ты обаятелен. Она к тебе питает чувства. Апломб ее велик, но все же… Все же она тебе немало помогла. Ведь, сама София настояла перед августом Юстином, чтоб он тебя избрал совместно править.
– Все так, любезный мой. И все не так.
– Есть и другое. Вспомни.
Тиверий тревожно посмотрел в сторону. Глаза его слезились. В памяти цезаря всплывали тревожные картины минувшего.
Пять лет назад Юстин повелел Тиверию вести армию Византии на аваров. Сила каганата опрокинули римское войско, погнали его, беспощадно истребляя. Тиверий едва не погиб. Ему пришлось спасаться бегством. Всадники скакали дни и ночи. Лошади падали замертво. Неудачливый полководец дрожал и молился, молился и снова дрожал. София могла погубить его тогда. Юстин рвал волосы на голове. Кричал истошно. Страшная опасность грозила государству и самому Тиверию. Голос его проваливался и обрывался, когда он диктовал писцу свой подробный отчет. Случившееся было ужасно. Все обошлось почти чудом. Властолюбивая императрица заступилась за красавца. Баян согласился на мир. Войско кочевников двинулось на непокорные племена к северу и востоку от главных аварских становищ. Ежегодную дань обязалась платить каганату униженная Византия. Тиверий же поднялся выше: император усыновил его.