Мальчик из контейнера
Шрифт:
– Сколько ему лет?
– Пятьдесят два.
– Он старик?!
– Представь себе, старик. И мы с тобой, если доживем до его лет, тоже будем стариками. Армия, брат, зря не кормит. Рубль даст Родина, на сотню жизни твоей заберет. Так повелось, и ничто это не изменит. Конечно, если служить, а не выслуживаться. Батя приходил со службы, особенно после полетов, как выжатый лимон, это по молодости еще. А потом, постарше когда стал, когда подчиненных приобрел на свою голову, то возвращался черным от нервотрепки. Маманя старалась тому, молодому уставшему, хоть чем-то угодить, поднять дух армии в одном лице, а черного
– Ну, когда самолет падает и разбивается… Так, наверное? – Тут и Коля задумался над этой разницей, хотя раньше, когда по телеку передавали о происшествиях, все было понятно.
– Ты ответил на первую часть вопроса правильно, а есть еще продолжение. Слушай. Если разбился самолет и погиб хоть один из членов экипажа, то это катастрофа. А если самолет в драбадан, но все живы, то это…
– Авария?
– Молодец! Но и это не все.
– Что еще?
– Может быть и такое, когда кто-то после, казалось бы, аварии вдруг взял и помер, как теперь считать это происшествие?
– Катастрофой?
– Не всегда! – Сашка так увлекся этой темой, что незаметно превратился в какого-то наставника-педагога. – Не всегда! – повторил с поднятым пальцем. – Все дело в проклятых сутках. Десять суток протянул летчик – авария, не дотянул несколько часов – катастрофа.
– Ну, и что с того, катастрофа это или авария? В чем разница? Чего тут часы и минуты высчитывать? – Коля был искренне удивлен, что малозначащей вещи уделяется такое внимание.
– Потому что аварии, катастрофы, предпосылки к летному происшествию – это результат работы всего полка или армии. За катастрофы могут попросить командира освободить стул; за аварии и предпосылки – пожурить, подсказать, поучить. Вот так!
– Ну, брат! – с восхищением воскликнул Коля, – ты уже готовый командир!
– А то! – вскинул подбородок Сашка.
21 сентября день выдался солнечным, ясным. Курсантам скучно было сидеть в классах, тянуло на простор, на свежий воздух. С непривычки сидеть девяносто минут с малым перерывом было страшной мукой. До субботы и воскресенья, до увольнения – целая неделя. Только вторник. Начало дня. Преподаватель у доски пишет формулы, смотрит на них долго, а потом ровным монотонным голосом объясняет написанное. Хочется понять и запомнить, а не получается. Вдруг появляется кто-то из школьных друзей и подруг. Ты с ними, и тебе хорошо, весело.
«Подъемная сила крыла зависит, как видим из формулы, от коэффициента подъемной силы це-игрек, плотности воздуха – ро, квадрата скорости движения и, конечно же, от площади
«Адель… Где она, эта дурочка? Как ей, бедняжке, одной среди чужих? Хорошо, если подружка окажется рядом хорошая, а не какая-нибудь, каких сейчас полно. Доверчивая, взбалмошная, не знает ничего, кроме своих танцев. Не пишет, хоть адрес есть. Значит, хвалиться нечем…»
Обед проходил в каком-то непонятном ощущении чего-то тягостного, чего раньше не было. Тишины было много и молчания. «Странно, – думал Коля, – все как всегда, и в то же время что-то не так!»
На самоподготовке подошел Сашка. Посмотрел по сторонам, и тихо сказал:
– В Москве что-то похожее на бунт или революцию. Танки на площадях и улицах, по Дому Советов стреляют из пушек.
Коля долго смотрел на Сашку, так долго, что тот возмутился.
– Что стоишь, как каменная баба с острова Пасхи! Свои по своим стреляют из пушек!
– Зачем?
– Перед сезоном охоты тренируются, – Сашка убийственным взглядом уперся в Колю. Тот по-прежнему не был похож на человека с быстрой мыслью. – Я ведь тоже не Эйнштейн, но не до такой же степени!
Сержант Наянов, помощник командира взвода, подошел к ним, постучал пальцем по столу.
– Прекратите разговоры, – сказал тихо, но внятно.
«Какая еще революция, – терялся в догадках Коля. – Она победила, чего еще ей надо? Против кого теперь эта революция? Кажется, все одинаковые? Опять Литва и Латвия хвост задирают?»
Просмотра программы «Время» не получилось – телевизор не работал.
Сашка популярно объяснил, что в Москве не поделили власть Ельцин и Хасбулатов. Идет борьба – кто кого. Ельцин где-то прячется. На площадь вывели войска и танки, штурмуют Дом Советов с обороняющимися там депутатами и теми, кто за Хасбулатова.
– А почему они против друг друга? – спросил Коля и с опаской посмотрел на друга.
– Фиг их знает, почему! – удивил Колю ответ всезнающего друга. – Наверное, Хасбулатов не хочет видеть Ельцина в качестве главы государства, а тому это позарез надо! Хобби у него такое – поуправлять кем-то.
– Ну, и пусть бы управлял. До этого они все управляли.
– Доуправляли, что страну по миру пустили! Если по совести, то революцию надо в России было организовать лет на десять раньше.
– Почему так рано?
Сашка потерял надежду увидеть в друге разумного политика, потому без всяких возмущений и претензий, как знал и умел, стал объяснять.
– Понимаешь, революция – дело тонкое. Ее замышляют романтики, осуществляют доверчивые и наивные массы, а плодами пользуются проходимцы…
– Так что, одних проходимцев сменяют другие?
Сашка на миг задумался, долго смотрел на Колю и согласно кивнул:
– Почти так.
– Тогда…
– Почти так. Но… понимаешь, пока проходимцы захватят власть в свои руки, массы, верящие в идею революции, придуманную романтиками, успеют что-то сделать. Хорошее или плохое, потом прояснится, но оно будет сделано! Вот так! – Сашка, довольный своими объяснениями сути революции, взглядом победителя посмотрел на друга.
– Зачем они отдают власть проходимцам? – Коля смотрел на Сашку наивными глазами, но с какой-то подковыркой, вроде, такое простое дело, а догадаться люди не могут.