Мальчик из леса
Шрифт:
Когда Хестер говорила с отцом, тот сказал, что Наоми гостит у матери. Это неправда. Очевидно, начинать нужно с отца Наоми.
– Этот звонок как-то связан с Наоми Пайн? – спросила Лейла.
Мэтью тихонько охнул:
– Ты про это знаешь?
– Все про это знают. После эфира твоей бабушки школа разослала срочное оповещение. Ожили все родительские чаты в соцсетях. Не желаешь рассказать, что происходит? Пожалуйста!
– Желает, – сказал Уайлд и бросил Лейле ключи от машины. – Мне нужно идти.
– Постой. Идти? Куда?
Объяснение затянулось бы надолго.
– Постараюсь вернуться, если ты не против.
– Уайлд?
– Мэтью
Уайлд развернулся и побежал в сторону леса.
Глава десятая
Существует теория – сформулировал ее психолог Андерс Эриксон, а популяризировал Малькольм Гладуэлл, – согласно которой десять тысяч часов практики делают вас экспертом в определенной области. Уайлд считал, что это чушь, но понимал, что подобные попсовые лозунги подкупают своей простотой.
Теперь он бежал по лесу. Глаза уже привыкли к темноте. Правила вроде эриксоновского не учитывают две переменные: интенсивность и вовлеченность. Сколько Уайлд себя помнил, он всегда бегал по лесу. Один. Приспосабливался. Выживал. Это была не практика. Это была жизнь. Врожденный инстинкт выживания. Да, часы имеют значение. Но интенсивность гораздо важнее. Представьте, что у вас нет выбора. Одно дело, если ты бегаешь по лесу веселья ради или для того, чтобы порадовать своего папашу. Другое – когда ты стоишь перед выбором: изучить лес как свои пять пальцев или умереть. Вот она, настоящая вовлеченность. Когда человек пробует понять, каково это – быть слепым, он завязывает глаза. Нет уж, извините, это не то же самое, что ослепнуть. Повязку всегда можно снять. Это дело добровольное и потому безопасное, в такой ситуации ты сам себе хозяин. Некоторые тренеры говорят детям: играйте так, словно от исхода игры зависит ваша жизнь. Неплохой мотивационный совет, но если это не так – а это не так, – нужной интенсивности не добиться. Реальная угроза – совсем другое дело.
Взять, к примеру, чемпионов. Для них вопрос жизни и смерти стоит лишь в воображении. А теперь представьте, какие результаты они показали бы, будь эта ставка всамделишной.
Хотя зачем представлять. Просто взгляните на бегущего по лесу Уайлда.
На подходе к дому Пайнов он заметил патрульную машину и три фургона с логотипами местных телестанций. Безумного оживления не было, ведь это не главная новость года, но телевизионщики, очевидно, смотрели передачу Хестер. А копы, в свою очередь, попросили их припарковать фургоны в квартале от дома. У двери дома Пайнов стоял Орен Кармайкл. Он говорил с каким-то мужчиной – по всей видимости, отцом девочки, Бернардом Пайном. У отца был расстроенный вид – похоже, не из-за дочери, а из-за вторжения СМИ и полицейских. Он бешено жестикулировал, а Кармайкл то и дело поднимал ладони, чтобы Пайн утихомирился.
Телефон Уайлда завибрировал. Дважды. Пришла эсэмэска. Взглянув на экран, Уайлд увидел, что сообщение прислала Ава О’Брайан:
Нашел Наоми?
Отвечать ему не хотелось. Но сейчас нужно было ответить. «Еще нет».
Пауза. По экрану запрыгали точки. Затем пришло новое сообщение от Авы:
Заходи в гости. Я не буду запирать дверь.
Снова точки:
Уайлд, я соскучилась.
Он сунул телефон в карман. Неприятно было отвечать молчанием, но Ава поймет, что он хотел сказать.
Уайлд выбрался
– Не подпускай прессу, – сказал Кармайкл.
– Хорошо, шеф. Мы входим?
– Входим? – Орен нахмурился.
– Ну, чтобы обыскать дом.
– Отец утверждает, что она в безопасности.
– Но по телевизору сказали…
– Это ничего не доказывает, – отрезал Орен. – Гони журналистов прочь.
– Есть, шеф.
Когда парнишка ушел, Уайлд решил, что можно показаться. Выпрямился и пошел к машине. На сегодня ему хватило стрессов, поэтому он, оказавшись в поле зрения, окликнул:
– Орен?
Кармайкл обернулся. Увидел, кто его зовет. Снова нахмурился:
– Уайлд? А ты откуда взялся?
– Что отец сказал по поводу Наоми?
– По-моему, это не твое дело.
– Вы же знаете, что он солгал, когда говорил с Хестер?
– Ну на кой черт Хестер тебя в это втянула? – вздохнул Орен Кармайкл.
– Отец сказал ей, что Наоми у матери.
– Может, так и есть.
– Вам он это же сказал?
– Он сказал, что дочь в безопасности. И попросил меня не вмешиваться в ее частную жизнь.
– Так вы и поступите?
– Ни мать, ни отец не заявили о пропаже ребенка.
– И что?
– А то, что уже почти полночь. Хочешь, чтобы я вышиб дверь?
– Не исключено, что Наоми в опасности.
– Думаешь, отец убил ее или что?
Уайлд не ответил.
– Вот именно. – Видно было, что Орен страшно устал от всего этого. – Девочка уже сбегала, и не раз. Знаешь, какое мое мнение? На сей раз то же самое.
– Может, случилось что похуже.
Орен скользнул за руль.
– Если так, в конце концов мы все узнаем. – Он поднял глаза. – Ступай домой, Уайлд.
И уехал, а Уайлд вернулся в лес. Остановился за первым же деревом и нацепил тонкую черную маску, закрывшую все лицо, кроме глаз. Он всегда носил с собой эту маску. Сегодня видеокамер больше, чем людей. Может, это и преувеличение, но черт знает, где напорешься на камеру. В нынешнем мире, где все как на ладони, Уайлд всегда был готов защитить свою приватность. Был у него такой пунктик.
Когда патрульный автомобиль Орена скрылся из виду, Уайлд обошел дом Пайнов и оказался на заднем дворе. На кухне, в подвале и в одной из спален на втором этаже горел свет. Ребенком Уайлд множество раз пробирался в приозерные домики и на летние дачи. Научился внимательно осматривать их со всех сторон, проверять подъездные дорожки и окна. Смотреть, нет ли кого дома. Чтобы проникнуть внутрь, он искал незапертую дверь или окно (вы удивитесь, узнав, как часто люди забывают запереть двери и окна), а если это не удавалось, прибегал к другим средствам. Если замки были слишком прочными или система сигнализации слишком сложной, юный Уайлд искал другой дом. В большинстве случаев он, даром что ребенок, не оставлял никаких следов своего пребывания. Если, к примеру, спал на кровати, на следующее утро не забывал привести ее в первозданный вид. Если ел продукты или воровал какие-то припасы, то всегда брал в меру, чтобы хозяева домика ничего не заметили.