Мальчик из Уржума
Шрифт:
– Как вы на это смотрите, уважаемый инженер-механик?
– спросил он, размахивая двумя розовыми бумажками.
– Приглашаю вас завтра в театр. На "Фауста". Не возражаете?
Сергей, конечно, не возражал. Он никогда в жизни еще не бывал в театре. На следующий вечер друзья начали собираться в театр.
Ученикам промышленного училища позволялось ходить в театр только по особому разрешению. Сергей не был уверен, что ему дадут такое разрешение, и решил пойти тайком, в "вольном
Он сам выгладил себе рубашку, начистил сапоги и замазал чернилами заштопанные на коленках дырки. Спасский вычистил свой студенческий мундир и надушился одеколоном.
В Казанском оперном театре они разделись в гардеробной и поднялись по лестнице, застланной коврами.
На улице шел снег, дул холодный ветер, а здесь было тепло, сверкали зеркала и пахло духами.
Когда швейцар, распахнув входную дверь, впускал людей, занесенных снегом, с улицы врывалась струя холодного воздуха и свист ветра.
Товарищи потолкались в фойе, где чинно прогуливались дамы в платьях со шлейфами и мужчины в черных сюртуках или военных мундирах. Тут и там мелькали студенческие тужурки. Изредка медленно и важно, заложив руки за спину, по фойе проходил богатый татарин - торговец, в длиннополой суконной поддевке, желтых сапогах и бархатной, вышитой серебром тюбетейке.
Когда прозвучал звонок к началу, Сергей повернул было вслед за нарядной толпой в партер.
– Куда ты? Нам, дружище, выше!
– схватил его за плечо Спасский.
"Выше" - оказалось галеркой. Деревянные скамьи, стоявшие в несколько рядов, были заполнены учащейся молодежью.
Места у Сергея и Спасского были боковые. Чуть ли не над их головами нависал пестрый потолок, расписанный толстыми амурами и ангелами, играющими на скрипках. На галерке, набитой до отказа, было душно и шумно. Молодежь чувствовала себя тут как дома. Студенты и курсистки перекликались, менялись биноклями, передавали друг другу программы. Сергей перегнулся через барьер и начал глядеть вниз. Из оркестра доносился нестройный гул настраиваемых инструментов.
В тёмнокрасных бархатных ложах, похожих на нарядные коробочки, сидели дамы с обнаженными руками и плечами, обмахиваясь веерами, а за ними стояли мужчины в блестящих крахмальных манишках и черных фраках.
Когда оркестр заиграл увертюру, занавес медленно пополз в сторону.
Сергею хорошо было всё слышно, но видел он, что делается на сцене, только тогда, когда артисты выходили на середину сцены. Стоило им отойти к правой кулисе, как они исчезали, словно проваливались сквозь пол. Артистка, исполнявшая роль Маргариты, к досаде Сергея, всё время стояла у правой кулисы, Сергей слышал ее пение, а видел только кусок шлейфа ее атласного белого платья.
Но всё это казалось Сергею пустяками, - до того нравились ему
Больше всего понравилась ему ария Мефистофеля "Люди гибнут за металл".
Возвращаясь домой, Сергей и Спасский во весь голос распевали арию Мефистофеля. Только на перекрестках, где стоял городовой, они замолкали.
Через несколько дней, когда Сергей пошел навестить Акимыча, он рассказал ему о театре.
– Билеты-то, небось, дорогие?
– спросил старик.
– Сорок копеек, да я не сам платил. Меня товарищ повел.
– Ишь ты, богач какой! А сидел за сорок копеек где?
– Наверху места были.
– В райке, значит?
– засмеялся Акимыч.
– Что ж, раек - это место почетное. Мой Григорий со студентами тоже всегда в райке сидел. А господа, те больше в ложах. У них везде свои места - и в церкви, и в театрах. Даже бани - и те у них свои, "дворянские", а у нас "простые".
Глава XXVIII
"БЛАГОДЕТЕЛИ" ОТКАЗЫВАЮТСЯ
Когда Сергей ехал учиться в Казань, его беспокоило только одно: как бы не остаться на второй год.
Польнер сказал ему, что если он останется, то ему придется вернуться обратно в Уржум. Купцы-"благодетели" ни за что не согласятся платить за лишний год.
В Казани, придя в первый день на занятия, Сергей прочитал расписание уроков и задумался. Двенадцать предметов, шутка ли! И среди этих предметов есть такие, о которых он и не слышал раньше никогда: механическое производство, устройство машин, механика, счетоводство, черчение...
Но не так страшен чорт, как его малюют. Когда началось учение, Сергей увидел, что со всеми этими мудреными предметами он, пожалуй, справится.
Скоро на уроках учителя стали его похваливать.
– Недурно, молодой человек, - говорили они, - старайтесь и впредь.
Так прошли первые месяцы учения в промышленном.
Приближался страшный для всего училища день - в этот день должны были объявить отметки за первую четверть. Сергей знал, что занятия у него идут хорошо, и потому не тревожился. Но оказалось, что дела его обстояли даже лучше, чем он ожидал.
Надзиратель назвал его фамилию в числе первых пяти учеников.
Придя домой, Сергей сразу же уселся писать письмо в Уржум Польнеру. Надо было сообщить, что деньги на учение потрачены не зря. Но ответа он не получил.
Узнав от Польнера, что Костриков считается в классе одним из лучших учеников, купцы-попечители тут же решили больше денег на учение и содержание его не посылать.
– Такой способный парень и сам не пропадет! Авось и без нас как-нибудь пробьется, - рассудили "благодетели".