Мальчик, который упал на Землю
Шрифт:
– Иногда мне кажется, что Мерлин – инопланетянин, – сказала я в шутку. – Временами такое чувство, что я его не родила, а нашла под космическим кораблем и вырастила.
Вероника разместила свою тушу на краю стула и теперь нетерпеливо покачивала пухлой ножкой. Ноги у нее все были в распухших венах и узлах, как в синих гетрах рыхлой вязки. Над ступнями, которым было бы куда уютнее в галошах, но их втиснули в крошечные туфельки, нависали оплывшие щиколотки – как тесто, выпершее из квашни. Я сидела напротив, подобрав ноги под себя, чтобы вся эта процедура выглядела как бы неформальной.
–
Она откусила от «ХобНоба» [29] , крошки прилипли к помаде.
29
«ХобНоб» – бренд недорогого печенья, популярный в Великобритании и Ирландии.
– Никто и не говорит, что материнство – это легко, – осторожно ответила она.
Миновав секундную неловкость, Вероника возобновила улыбку – такую же лаковую, как ее маникюр.
– Не поймите меня превратно, Мерлин – умница, – продолжала я, – но его нервная система не так закоммутирована. Я живу в постоянном ужасе от того, что он может выкинуть в любую минуту. Если на школьном празднике кто-то опрокидывает стол с соками или беседует с собакой – это Мерлин. Единственный метод выживания в таких условиях – невинно озираться и осведомляться у всех в зоне слышимости, кто этот ребенок и почему он зовет меня мамой?
И вновь мою скромную попытку обаять ее юмором встретили жеманным осуждением и вздеванием бровей к потолку. Оставив надежду завязать веселую болтовню, я глубоко вдохнула, как ныряльщик перед прыжком, и взяла тон посерьезнее.
– Ну и кроме того, у него уйма разных пунктиков. Он боится, что излучение микроволновки изувечит ему мозг. Он всегда обходит кухню по определенному маршруту, на удачу. И абсолютно все воспринимает буквально. Когда я спрашиваю, не видел ли кто мои хорошие ножницы, он думает, что ножницы бывают плохие, злые, с кровожадными наклонностями. Когда я говорю ему, что за последний кекс ему придется драться со мной, он принимает бойцовскую позу. Бук-валь-но. Когда я прошу его запирать дверь, не то воры стырят мои украшения, а потом прихожу домой и дверь открыта, он объясняет в полной растерянности, что не понимает, зачем мужчинам украшения.
Я откинулась на спинку кресла, рассчитывая на сочувствие.
Но моя экс-свекровь в совершенстве владела аристократическим искусством сохранять спокойствие перед лицом чужих невзгод.
– Какой... чудаковатый. – Это все, что она мне выдала.
– Называть моего сына чудаковатым – все равно что метеорит, несущийся к Земле, называть чуточку смертельным. «Чудаковатый» – это деликатное обозначение, Вероника. «Социально неуклюжий» – другое
Тут уж я от души пересолила. Я верняк представляю «Соляные копи и Ко».
– ...Я все время получаю замечания из школы – его выставляют из класса за дурное поведение. Взять эту неделю. Он перебил учителя вопросом, не беспокоит ли ее движение ледников. Разве не волнует ее вновь обретенная способность ледников везде ползать? А если какой-нибудь начнет его преследовать? По мне, так оно вполне забавно – парадоксальным образом. Но его учительница сочла это выступление срывом урока.
Моя бывшая свекровь, похоже, разделяла это мнение – судя по тому, как она раздраженно елозила чашкой по блюдцу.
– Но он бывает обаятельным до смешного, – добавила я уже на позитивной ноте. – Просто у него нет фильтров. Он всегда говорит то, что думает.
Применительно к Веронике было верно строго обратное. Она изо всех сил старалась изображать участие, но лицо у нее было кислое. Судя по виду, ей только что предложили попробовать слегка обжаренные мозги летучей мыши на чумной говядине в изысканной нитроглицериновой подливе.
– Насколько я знаю, Джереми платит алименты...
Я была вынуждена прикусить язык, чтобы не добавить от себя: «...только не до хрена как-то. Погодите, сгоняю за последним чеком, чтобы вы тоже познали, как пахнет грязная тряпка».
– Но мы не учли при разводе, что Мерлин навсегда останется зависимым от меня ребенком. Мне всю жизнь придется стричь ему ногти и лепить бутерброды, чистить ему уши и стирать рюкзак. Задача матери – родить, женить и сбыть. Верно? Но я-то буду пришита к сыну до конца своих дней – как крепостная.
– Может, перерастет? – бодро предположила Вероника. – Мальчики жутко отстают в развитии.
Мой гогот прогремел, как крышка от сковородки на терракотовом полу. Моя экс-свекровь аж подскочила на месте.
– С таким ребенком, как Мерлин, не выйдет обмануть себя, что он, кажется, начинает вести себя нормальнее. Потому что как раз вчера он увлеченно старался поджечь завучу прическу. Кстати, ему бы очень помогло, если б можно было поместить его в подходящую школу...
Последнее предложение я выпихнула в воздух, как словесный парашют. Не услышав в ответ ничего, я дернула за вытяжной трос.
– Школа, в которую сейчас ходит Мерлин, – зал ожидания ближайшей тюряги. В программу включены чтение, письмо и сделки с наркотиками. Но хоть считать научится, – улыбнулась я.
По-прежнему ноль эмоций. Скрипнула дверь, появился Мерлин – задом наперед, обеими руками держа тарелку с холодными рыбными палочками, добытыми из холодильника. С неукоснительной учтивостью он предложил угощение бабушке. Я учила его всегда предлагать гостям еду и питье, даже если сам он не голоден и пить не хочет, и для Мерлина это представляло немалую трудность – на уровне концепции. Мерлин осчастливил Веронику лоботомической улыбкой. Ее он взялся тренировать недавно. Мой храбрый мальчуган. У меня сердце зашлось от обожания.