Мальчик, который видел демонов
Шрифт:
– Ты жалел этих людей?
Я заплакал. Аня потянулась ко мне, коснулась моей руки.
– Это нормально. Ты видел, что случилось с полицейским? Ему причинили вред?
Я кивнул и вытер глаза.
– Алекс, твой папа был полицейским?
– Я хочу прилечь, – произнес я.
– Ты что-то видел по телевизору, Алекс? О полицейском?
Теперь ее голос доносился издалека. Я встал, и по ощущениям мои ноги словно состояли из тающих кубиков льда.
– Мы поговорим позже! – крикнула Аня вслед, и я надеялся, что она просто забудет все, о чем спрашивала.
Я молча поднялся наверх в свою спальню. Знал, что там будет Руэн. Как только я открыл дверь, Вуф выбежал, громко гавкая, спрятался за моими ногами, поскуливая. Я наклонился и погладил его по голове. Почувствовал, что он весь дрожит. Выпрямился и вошел в комнату.
– Привет, Руэн, – промолвил я.
В образе Призрачного Мальчика он, как обычно, сидел на стуле у гардероба, сложив руки на груди, и злился. Я улыбнулся. Понял, что мне его недоставало, и меня распирало от желания поделиться с Руэном новостями, хотя я знал, что он в курсе.
Я сел на кровать и махнул рукой Вуфу, предлагая ему присоединиться ко мне, но пес остался у порога, смотрел на Руэна и рычал. Наконец заскулил и побежал вниз. Я подумал о фотографиях, которые показала мне Аня.
– Я хочу тебе кое-что рассказать.
Руэн поднял голову. Судя по выражению лица, нервничал, будто думал, что я его прогоню. Узел, который благодаря Ане завязался в моем животе, начал уменьшаться, и я улыбнулся Руэну.
– Я хочу поблагодарить тебя, – прошептал я.
– Ты? – удивился он.
– Да. – Я встал, с каждым мгновением мое самочувствие улучшалось. Скоро я уже подпрыгивал на месте, думая о нашем доме. – Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе! Наш дом великолепный! Как ты это сделал? Как нашел его?
Рот Руэна приоткрылся, но он не произнес ни слова. Я перестал подпрыгивать и вновь заплакал. Он выглядел сбитым с толку. Я сел на пол, закрыв лицо руками. Чувствовал, что голова раскалывается.
– Я очень сожалею, – продолжил я. – Я не хотел быть неблагодарным или ужасным. Просто… – И если только что мое сердце выпрыгивало из груди, то теперь успокоилось. Словно кто-то его поглаживал. Подняв голову, я увидел, что Руэн исчез.
– Руэн! – позвал я.
Спальня моя пустовала, но внезапно ее заполнил свет, будто в дверь вплыло солнце, и запахло клубникой. Я не знал, что произошло. Чувствовал себя счастливым. И по какой-то причине подумал о бабушке и снова заплакал, потому что не вспоминал о ней давно. Бабушка тоже порадовалась бы нашему с мамой переезду в новый дом. Я был маленьким, когда бабушка умерла, но помню, как она умоляла маму переехать в ее дом: ей не нравилось, что мы жили одни. Она кричала и на наших соседей, и они ей не отвечали, потому что боялись ее.
Наверное, я заснул. Открыв глаза, увидел, что лежу под одеялом и солнечный свет больше не заполняет комнату. Посмотрел на стул и заметил сидящего на нем Руэна.
– Куда ты уходил? – спросил я, но он не ответил.
Я вспомнил фотографии нашего нового дома и вновь заулыбался.
– Руэн, я даже не знаю тех слов, которые смогут выразить мою благодарность.
– Неужели?
Я покачал головой.
– Во всех словарях мира не хватит слов, чтобы сказать, как я тебе благодарен. Я больше благодарен, чем за целое поле тертого сыра!
Он смотрел на меня, а я все говорил о тертой моркови, и о больших сосисках, и об Александре Благодарном. Улыбка «Алекс глупый» кривила его губы, но меня это не волновало.
– Как насчет того, чтобы продемонстрировать свою благодарность? – усмехнулся он.
Я перестал смеяться.
– Хорошо. Я благодарен и до такой степени, – произнес я, вытянув руки перед собой. – Нет, гораздо больше. – Я подбежал к стене, шлепнул по ней ладонью, потом кинулся к противоположной и тоже шлепнул. – В миллиард раз.
Руэн встал.
– Могу я предложить, что тебе надо сделать?
Я кивнул. Он огляделся.
– Найди ручку и бумагу.
Я поискал в шкафу альбомы для рисования. Потом обнаружил один под подушкой. Ручку, которую поднял с пола, сжевал Вуф, но вскоре нашел маркер в ящике для носков.
– Я готов.
Руэн снова сел, сложил пальцы треугольником, как делал всегда, пребывая в глубокой задумчивости.
– Хочу, чтобы ты записал вопросы, которые я тебе продиктую, а потом задал их Ане.
– Хорошо, – ответил я, и он начал диктовать.
Глава 16
Горькая сторона свободы
Аня
Погода заметно улучшилась, и перерыв на ленч я провела, сидя на траве перед муниципалитетом и наблюдая, как новая кровь циркулирует по венам Белфаста. Для меня это все еще удивительно: видеть родину такой изменившейся, видеть людей со всего мира, прогуливающихся по улицам. Даже признаки глобализации вызывают у меня облегчение: значит, остальной мир помнит про Северную Ирландию, и впервые после возвращения я чувствую, что принятое мною решение – правильное. Я подумывала о возвращении в Белфаст, когда Поппи пришла пора идти в начальную школу в Эдинбурге. В тот день, когда предстояло решить, да или нет, два начиненных взрывчаткой автомобиля взорвались у армейских казарм в Лисберне, примерно в десяти милях от Белфаста. Вторую бомбу сознательно взорвали позже, чтобы пострадали медики, помогавшие пострадавшим при первом взрыве. Для меня больше не стоял вопрос о культурной или национальной принадлежности, я не думала о корнях. Речь шла исключительно о безопасности Поппи.
Теперь же мое возвращение совпало с началом установления в Северной Ирландии настоящего мира. Что еще лучше, старые дружеские связи, которые я считала полностью разорванными после моего переезда в Шотландию, только окрепли. Моя подруга, Фай, каждый день в перерыв на ленч пересекает мост Альберта, чтобы встретиться со мной, стремится к тому, чтобы теперь я осталась в Белфасте навсегда.
Я подошла к муниципалитету ровно в полдень, проведя утро с родителями нового пациента, обсуждая диссоциативные расстройства личности их сына. Ксавьер, симпатичный, вежливый тринадцатилетний подросток, наследник многомиллионного состояния отца, прекрасно учится в частной школе и к тому же чемпион страны по шахматам. Проблема в том, что у Ксавьера двадцать две личности: дополнительные личности обычно возникают после насилия или травмы, от приема химических субстанций, и близким родственникам болезнь эта приносит массу хлопот. Личности могут разниться по возрасту, полу, темпераменту, языку, настроению. Сосуществование становится все более сложным для личностей Ксавьера, и некоторые пребывают в глубокой депрессии. Он не становился жертвой ни физического, ни сексуального насилия, не принимал наркотиков, вырос в любящей, заботливой семье, у членов которой разбилось сердце от известия, что их прекрасный мальчик тяжело болен. Такие случаи напоминают мне о том, что биологические факторы душевной болезни стоят на первом месте, и медицинское вмешательство необходимо. Майкл, разумеется, со мной бы не согласился.