Мальчик, который видел демонов
Шрифт:
– Говорить мы будем, о чем ты хочешь, – произнесла я, но его голова вдруг яростно замоталась из стороны в сторону.
– Прекрати! – крикнул он.
Я почувствовала, как Майкл вскочил у меня за спиной, и подняла руку, чтобы предотвратить его вмешательство.
– Успокойся, Алекс. – Лицо у него побледнело, глаза стали дикими. – Это Руэн достает тебя?
Теперь он покачивался взад-вперед, потирал руки, будто собирался разжечь огонь. Я коснулась его предплечья, но он отпрянул.
– Иногда достает, – признался Алекс, немного успокоившись. – Говорит, что он супергерой, но на самом деле он вредина.
– Супергерой?
Алекс кивнул.
– Таким он себя считает.
– А кто в действительности?
Алекс помялся.
– Демон, – просто ответил он. – Мой демон.
Я подумала о записях, которые показывал мне Майкл в моем кабинете. Демоны упоминались, но, судя по дате, тремя годами раньше, когда Алексу было семь лет. Я отметила отсутствие страха в голосе Алекса. Упоминание «демонов» обычно сопровождается агрессивным или злобным поведением, но Алекс сказал об этом совершенно спокойно, как бы между прочим.
– Руэн – персонаж, как тот, которого ты играешь в «Гамлете»?
Он покачал головой. Я дала ему время переосмыслить свои слова.
– Руэн настоящий. Он демон.
– Ты превосходно рисуешь. – Я указала на дом на белой доске. – Можешь изобразить Руэна?
– Каким он выглядит сейчас? – уточнил Алекс.
Он несколько раз глубоко вдохнул, потом встал и неохотно стер дом с доски. Очистив ее, начал рисовать лицо. Пока рисовал, я кое-что записала: атмосфера беседы, мои мысли по ее ходу, напоминание о том, чтобы проверить, есть ли супергерой по имени Руэн.
– Вот, – сказал Алекс через несколько минут.
Я посмотрела на рисунок и нахмурилась. Автопортрет Алекса, вплоть до очков.
– Это Руэн? – уточнила я.
Он кивнул.
– Но он очень похож на тебя.
– Нет, он иной. Он плохой Алекс, а я хороший Алекс.
Это меня встревожило. Я открыла рот, чтобы спросить: «А что делает плохого Алекса плохим?» – но тут же закрыла, понимая, что подобралась к сердцевине проблем Алекса, к причине появления этого Руэна. И тут требовалась предельная осторожность, следовало понять, какой Алекс для него «хороший», а какой – «плохой».
– Руэн причинял тебе вред?
Он покачал головой.
– Руэн мой друг.
– Понимаю, – кивнула я, пытаясь найти способ выяснить, почему Алекс выбрал демона, чтобы проецировать свои эмоции, является ли Руэн воображаемой фигурой, ответственной за те эпизоды, когда мать причиняла себе вред, и есть ли у Руэна планы убедить Алекса причинить вред себе. Его концепция «плохого» могла включать и самонаказание.
Алекс подошел ко мне и указал на шрам, тянувшийся через линию челюсти.
– Откуда у вас этот шрам?
Я открыла рот, но с губ не сорвалось ни звука.
Он моргнул.
– Руэн говорит, это сделала маленькая девочка, потому что злилась.
«Да откуда он может это знать?» – подумала я.
Я взглянула на Майкла, но тот смотрел через стеклянную дверь на двух врачей, идущих по коридору, отвлекся и не замечал, что происходит. Я повернулась к Алексу. Сердце гулко билось.
– Руэн сказал, что вы причинили вред этой девочке. – В голосе прозвучали вопросительные нотки, недоумение.
Я отчаянно боролась с паникой.
– Руэн объяснил, как я ей навредила?
Алекс посмотрел направо.
– Руэн, – крикнул он, – это некрасиво! – И вновь повернулся ко мне. – Не обращайте на него внимания.
– Что сказал Руэн?
Алекс вздохнул:
– Чушь. Говорит, что она попала в темную, темную дыру, и там была лестница, но вы вытащили ее, и она там осталась.
– Это то, что ты чувствуешь, Алекс? – спросила я, хотя мой голос стих до шепота, доносящегося издалека.
У меня возникло ощущение раздвоенности: одно мое «я» задавало вопросы, которые меня учили задавать, а другому – скорбящей матери – внезапно захотелось протянуть руки и вновь обнять свою маленькую девочку.
Но слишком поздно, Алекс ушел в себя, оборвав контакт. Я наблюдала, как он идет к белой доске, второй раз принимается рисовать дом своих грез.
– Я приду и снова поговорю с тобой завтра, – пообещала я, поднимаясь с пола. Мои руки дрожали.
Но он сосредоточился на рисунке, начав на сей раз с крыльев над домом.
– Как все прошло? – спросил Майкл, когда мы шли по коридору к центральному входу.
Я держалась на три шага впереди, чтобы он не видел озабоченности на моем лице. Чувствовала, как вибрирует в сумке мобильник от сообщений моих подруг, которые, вероятно, очень волновались. Чтобы успокоиться, я пыталась вести отсчет от десяти к нулю, добралась до нуля, но сердце колотилось в груди, в глазах появились слезы. Я чувствовала, как вскрылись раны, вызванные утратой Поппи, понимала: еще чуть-чуть, и я разрыдаюсь.
– Я проанализирую свои записи и утром встречусь с вами и остальными, – быстро ответила я.
Мы добрались до вестибюля клиники. Майкл остановил меня.
– Доктор Молокова! – голос звучал напряженно.
Я подняла голову, удивленная его тоном. Он провел рукой по длинным волосам, похоже пребывая в замешательстве.
– Пожалуйста, скажите мне, что не собираетесь разрушать эту семью. По моей просьбе с его матерью работает один из лучших психиатров страны…
– Это хорошо, – кивнула я. – Но…