Мальчик, который видел демонов
Шрифт:
Глава 7
Призрак
Алекс
Дорогой дневник!
Ладно, у меня есть новый анекдот, который я рассказал этим вечером, и все смеялись, хотя Джо-Джо сказала, что он политически некорректен. Ирландец, англичанин и шотландец моют стену небоскреба. Каждый день в перерыве на обед они сидят в своей люльке, оглядывают город и едят принесенные с собой сандвичи. Однажды англичанин открывает контейнер с ленчем и багровеет от злости. «Опять ветчина! – восклицает он. – Если моя жена завтра упакует мне еще один сандвич с ветчиной, я прыгну
На следующий день англичанин открывает контейнер с ленчем и находит сандвич с ветчиной. «Хорошо, пусть будет так», – говорит он и выпрыгивает из люльки.
Шотландец открывает свой контейнер. Там сандвич с сыром, и он выпрыгивает из люльки. Ирландец находит в контейнере сандвич с тунцом, кричит: «Ах ты, глупая женщина!» – и тоже прыгает.
На похоронах жены англичанина, шотландца и ирландца утешают друг друга. «Я думала, он любил ветчину», – говорит жена англичанина. «И я думала, что мой муж любил сыр», – говорит жена шотландца. «Я ничего не понимаю, – рыдает жена ирландца. – Он всегда сам паковал контейнер с ленчем».
Джо-Джо сказала, что ей анекдот не понравился, но потом признала, что мрачный подтекст соответствует подтексту «Гамлета». Это важно, чтобы мы рассказывали собственные анекдоты, потому что юмор – одно из средств избавления от тревог, которые донимают нас. Я объяснил ей, что не люблю ветчину, сыр и даже тунца, поэтому сомневаюсь, что от чего-то избавляюсь.
Хотя этим вечером произошло нечто странное, и не просто потому, что пришла Аня или Кейти Макинерти поцеловала меня.
На вечер назначили полный прогон «Гамлета», и я очень удивился и обрадовался, хотя занервничал, потому что, придя в театр, увидел Джо-Джо, разговаривающую с Аней. Аня выглядела очень счастливой, когда заметила меня, ее глаза стали большими, а улыбка – широкой и красной, из-за помады. Она выглядела очень красивой. Я увидел, как ее серебряная цепочка с талисманом – который скажет людям, что делать, если она заснет, поев арахиса, – засверкала в луче прожектора. Его наш осветитель, Тэрри, как и всегда, направил не в ту сторону.
– Привет, Алекс! – воскликнула Аня.
– Разве не здорово, что у тебя появилась поклонница, Алекс? – улыбнулась Джо-Джо. – То ли еще будет.
– Аня психиатр, а не поклонница, – заметил я, и Джо-Джо, похоже, не знала, что ответить.
Странно, поскольку обычно Джо-Джо всегда знает, что сказать. Она высокая и худая, и всегда носит ярко-розовое трико, и леггинсы с черными гетрами, и армейскую куртку, такую большую, что в ней хватит места для троих. Говорит она так, будто зачитывает новости на телевидении в десятичасовом информационном выпуске, родом из Северного Белфаста, и кое в чем очень суеверна: если кто-нибудь произнесет слово «Макбет» на сцене, или поставит обувь на стол в гримерной, или забудет текст на репетиции. Если уж текст забыт, мы должны импровизировать, учит она, не просто стоять в лучах прожекторов с открытым ртом, как олухи. Я поприветствовал Аню и Джо-Джо, вскинув руки с оттопыренными кверху пальцами, и они улыбнулись мне.
Я оставил рюкзак в раздевалке и увидел, что Кейти Макинерти снова в мужской гримерной. Она говорит, что так надо, раз уж она играет мальчика. Я нахожу это странным. Кейти на два года и один месяц старше меня и примерно на семь с половиной дюймов выше. Чуть выше – это терпимо, но семь с половиной дюймов… она прямо-таки великанша. А еще – и это меня действительно напрягает – Кейти никогда не приносит свой текст и всегда просит разрешить ей заглянуть в мой, и стоит мне открыть банку колы, так ей сразу хочется пить. Я готов поспорить на миллион соверенов, что сегодня она снова забыла ключ от своего шкафчика, чтобы я пустил ее в мой.
– Привет, Горацио! – воскликнула Кейти, когда я вошел в гримерную.
– Привет, Гамлет, – ответил я, увидев, что у нее белая повязка на правом запястье. – Это у тебя после фехтования?
Она посмотрела на руку с таким видом, будто забыла про повязку. Глупо.
– Нет, не после фехтования. – Глаза у нее грустные, а взгляд – какой я часто видел у мамы, когда она хотела что-то сказать, но предпочитала, чтобы я сам об этом догадался. Ненавижу такие игры.
В этот момент появился Руэн. В образе Старика, низкорослый и лысый, лицо перекошенное и сморщенное, как смятый в комок лист бумаги. Я даже уловил запах его отвратительного твидового пиджака. Пахнет он, как мокрая собака, которая уже десять лет назад подохла.
– Ты в порядке? – спросила Кейти.
– Хочешь положить вещи в мой шкафчик? – Мне требовалось избавиться от нее и узнать, зачем сюда заявился Руэн. Ее лицо засияло, как рождественская ель.
– Да, это будет здорово… – Она наклонилась и попыталась поцеловать меня, но я дернул головой, и вместо щеки Кейти поцеловала мое ухо. Раньше никто не целовал меня в ухо.
Я достал из кармана ключ и вдавил его в ее перевязанную руку. Кейти вскрикнула от боли, но я даже не извинился, потому что Руэн уходил. Я побежал за ним. Он вышел на сцену и посмотрел вверх.
– Что такое? – спросил я.
– Посмотри сам, глупый мальчик. Воспользуйся дарованными Богом глазами, – усмехнулся он.
Я тоже посмотрел вверх и увидел, что осветитель Тэрри отворачивает старые разболтавшиеся шурупы от большого латунного прожектора, держа во рту новые.
– Плохая идея – позволять мальчику, страдающему синдромом дефицита внимания, возиться со стационарным освещением. Или ты так не думаешь? – Руэн сложил руки за спиной.
– Почему? – прошептал я, следя за тем, чтобы никто не заметил, как двигаются мои губы. Я видел Аню в глубине зала, но ничего не сказал, хотя и обратил внимание, что Руэн смотрит на нее. – Почему?
Руэн взглянул на меня, будто обдумывал какой-то план.
– Его можно легко отвлечь. Разве мама Кейти не устраивает в конце репетиции спектакль, поднимаясь на сцену и обнимая ее на глазах у всех?
Я подумал об этом. Что-то не нравится мне в матери Кейти. Она всегда хлопает громче всех, если приходит посмотреть на игру дочери, но улыбка у нее лживая, а иногда от нее пахнет спиртным. И хотя она маленькая и работает в школьной охране, Кейти, похоже, ее боится.
– Я этого не сделаю, – произнес я.