Мальчик-менестрель
Шрифт:
— Ну? — поинтересовался отец Хэкетт, когда я встал с колен.
— Произошло чудо. Я почувствовал в этих пальцах благодать Божию. Я словно прикоснулся к Небесам.
— Скажи это своему другу-доктору, который твердит о разлагающейся плоти и гниющих костях. А теперь пошли, тебе пора ехать.
Во дворе нас уже ждал автомобиль, маленький, но вполне надежный, а возле него рядом с вещами — моим чемоданом и его матерчатой дорожной сумкой — стоял отец Петит. Мы уже сидели в машине — вещи сложены в багажнике — и вот-вот должны были тронуться с места, когда я увидел, что отец Хэкетт, глядя нам вслед, размашистым движением руки
Примерно через час мы оказались в Мадриде, а оттуда сразу же тронулись в Рим. Всю дорогу отец Петит демонстрировал почти материнскую заботу обо мне: требовал тишины и не давал открывать окно, чтобы, Боже упаси, меня не продуло на сквозняке, словно я был только что вылупившимся цыпленком. Однако на вокзале в Риме его уверенность разом улетучилась, и он с облегчением позволил мне нанять носильщика, который дотащил наш багаж до такси, доставившего нас в отель «Релиджьозо», где отец-настоятель забронировал нам номер.
Увы, «Релиджьозо» меня здорово разочаровал. Возможно, благочестие здесь и приветствовалось, но на этом все достоинства отеля и заканчивались. У меня внутри все оборвалось, когда я увидел пустой холл с покрытым линолеумом полом, а вместо лифта — крутую лестницу без ковров и, наконец, две убогие каморки с видом на железнодорожные пути с маневренными поездами — лязгающими, пыхтящими и выпускающими клубы вонючего дыма и пара прямо нам в окна. Если учесть, что до конкурса оставалось целых четыре дня, готовиться к предстоящим свершениям в подобных условиях было просто-напросто невозможно! А я так надеялся на расслабленную, приятную атмосферу единения с любимым городом!
Я посмотрел на крошечного отца Петита. Казалось, окружающая обстановка его абсолютно не волновала, я же был повергнут в уныние, а когда на второй завтрак нам подали поленту [27] , поставив тарелки прямо на засиженный мухами стол без скатерти, моя меланхолия только усилилась и продолжалась до тех пор, пока на город не опустилась ночь.
А потом, Алек, Господь услышал мою невысказанную мольбу. И пока мы с отцом Петитом сидели, уставившись друг на друга, в помещении, которое я назвал бы комнатой для переговоров, к нам рысцой прискакал до смерти перепуганный юнец в плохо сидящей на нем форме портье.
27
Полента — итальянское блюдо из кукурузной муки, напоминает кашу или мамалыгу.
— Сэр, там вас спрашивает какая-то дама в машине на улице.
Я тут же кинулся к дверям, а оттуда тоже опрометью помчался на улицу и там — да-да, Алек, — увидел большую новенькую «Испано-Сюиза», где сидела моя подруга маркиза. О нашем приезде она узнала из вечерней газеты «Паэзе сера ди Рома» и немедленно приступила к действиям.
— Скорее собирайся, поехали, Десмонд! Ты больше ни минуты не должен оставаться в этом клоповнике. Сюда даже заходить страшно. Мы поедем ко мне.
— Мадам, со мной мой друг. Священник. Он вам не будет мешать.
— Конечно, давай возьмем и твоего друга. Я приглашаю вас обоих.
Нет нужды говорить, что мы не стали отказываться и, в мгновение ока собрав пожитки, уже были в машине, причем я сел вместе с мадам на заднее сиденье. Отец Петит, так и не оправившийся от изумления, устроился впереди, рядом с шофером, который вез нас навстречу красивой жизни, а бедный молодой портье, ошеломленный чаевыми, которые я опрометчиво сунул ему в руку, с открытым ртом смотрел нам вслед.
Мы прибыли на виллу «Пенсероса» уже в начале одиннадцатого — время ужина давно закончилось, и, хотя нам настойчиво предлагали перекусить, я решительно отказался.
— Мадам, с тех пор как мы стали постояльцами «Релиджьозо», нас так закормили полентой, что сейчас единственное, в чем мы действительно нуждаемся, — это возможность хорошенько выспаться.
— И вы ее получите. — Маркиза что-то сказала ожидающей приказаний горничной. — А так как вы явно очень устали, я хочу попрощаться с вами до утра. Buona notte [28] .
Наши смежные комнаты, разделенные роскошной ванной, были само совершенство. У меня на кровати даже лежала шелковая пижама. Поскольку отец Петит не привык принимать на ночь ванну, я позволил себе полчаса понежиться в горячей мыльной воде, потом насухо вытерся турецким полотенцем, натянул подаренную мне пижаму, после чего ощущение нереальности происходящего еще больше усилилось, лег в постель и заснул как убитый.
28
Buona notte — спокойной ночи (um.).
На следующее утро нас разбудили, причем довольно поздно, подав нам завтрак в постель: большой кофейник дымящегося свежесваренного кофе и прикрытую салфеткой корзиночку с подогретыми римскими булочками, которые представляли собой улучшенную разновидность французских круассанов. Одевшись, я спустился вниз и нашел нашу хозяйку в будуаре, служившем ей мастерской, где она занималась шитьем для благотворительных целей.
— Доброе утро, мой дорогой преподобный Десмонд. Судя по твоим блестящим волосам, выспался ты на славу. Твой друг уже уютно устроился в библиотеке с книжкой в руках. Так что сейчас ты принадлежишь только мне.
Она стояла, улыбаясь, в безжалостных лучах утреннего света и явно не испытывала ни малейшего неудобства. Конечно, за прошедшее время она постарела, ее волосы посеребрились, но в ясных глазах по-прежнему светился живой ум. Должно быть, в молодости маркиза была просто неотразима. Даже сейчас она выглядела прелестно.
— Однако, — продолжала маркиза, — как бы хорошо ты ни выглядел… Скажи, где, ну где ты откопал такие брюки?
— Мадам, этим брюкам всего три года, это шедевр портновского искусства лучшего мастера из деревни Торрихос.
— Они поистине уникальны. А пиджак?
— Этот пиджак, мадам, хотя и весьма почтенного возраста, на самом деле — предмет религиозного культа, поелику был перешит вышеупомянутым портным из старого пиджака его высокопреподобия отца Хэкетта.
— Да уж, и вправду реликвия. Пойдем, посмотришь на себя в зеркало. — Она открыла дверь в гардеробную с большой зеркальной пилястрой.
Я давным-давно не смотрелся в зеркало, и если лицо было еще ничего, то все, что ниже, больше подходило старому дряхлому бродяге.