Мальчик на качелях
Шрифт:
– Почему через сорок?
Женщина есть женщина!
– Раньше не могу… Не опаздывай, хорошо?
– Шея у тебя, конечно, нараспашку, – сказала она напоследок, и я представил себе ее улыбку так четко, словно находился где-то совсем рядом – только руку протяни.
Времени в моем распоряжении оставалось в обрез. Я повесил трубку и, на ходу поправляя шарф, побежал к трамвайной остановке.
Изредка удается догнать двух зайцев сразу. Хорошим охотникам, разумеется.
7
С шумной и ярко освещенной аллеи
На втором этаже располагались кружки и секции, а весь первый этаж здания служил гаражом для парковских автомашин. Чуть в сторонке высилась бывшая пожарная каланча, отдаленно похожая на крепостную башню.
На мой стук дверь гаража распахнулась.
– Где найти сторожа? – спросил я у здоровенного парня в промасленной брезентовой спецовке.
– Это мыслителя, что ли? – Он широко улыбнулся и махнул в сторону каланчи. – Он в своей летней резиденции. На самом верху.
Поблагодарив его, я посмотрел в ту сторону. Кричать бесполезно, придется лезть на самый верх. Другого способа увидеться с Леонидом Осиповичем Головней не было.
Я начал подниматься по крутым, лязгающим на каждом шагу ступенькам, прикидывая, сколько времени оставалось в запасе. Когда до верхней площадки оставалось метра два, раздался зычный голос:
– Кого там несет? Уши надеру!
Я просунул голову в люк, вырезанный в деревянном полу, и наткнулся на взгляд мужчины. Он сидел в выцветшем шезлонге, а слева от него на маленьком самодельном столике горела старая настольная лампа с оранжевым абажуром.
– Леонид Осипович? – спросил я, одолев последнюю ступеньку.
– Он самый. – Близко посаженные глаза мужчины светились любопытством. – А вы, позвольте узнать, кто такой?
Я представился.
– Надо же! И здесь нашли. – Он промурлыкал что-то вроде отрывка из арии и демонстративно, явно из расчета на зрителя в моем лице, потянулся. – А я слышу, кто-то поднимается – думал, алкаш какой-нибудь по ошибке забрел.
Леонид Осипович не спускал с меня прищуренных глаз. Не знаю, что интересного он нашел во мне, но сам он являл собой не совсем обычное зрелище. На нем была рваная телогрейка, под которой на помятой, будто жеваной рубашке болтался скрученный в жгут шелковый галстук со следами старых, уже развязанных узлов. Этот странный наряд дополняли засаленные полосатые брюки и начищенные зубным порошком белые парусиновые туфли. Последний раз такую обувь мне приходилось видеть году в пятьдесят седьмом.
– А это, значит, ваш пост?
Я подошел к перилам, ограждающим дощатый помост, и осмотрелся. Сверху парк культуры выглядел лесным массивом, на больших и малых полянах которого светлячками двигались огни аттракционов.
– Это моя башня из слоновой кости, – сказал Головня. И я не понял, сказал он это в шутку или всерьез.
Кроме столика и шезлонга, в котором продолжал сидеть Леонид Осипович, на вышке был еще запирающийся на висячий замок ящик и внушительных размеров клетка. Внутри клетки с подпорки на подпорку с мелодичностью заводной игрушки прыгал щегол. Сверху на прутьях лежала ветка каштана.
Проследив за моим взглядом. Головня постучал по боковой стенке клетки.
– Он у меня головастый, но щебечет строго по расписанию – утром. Ни днем, ни ночью из него звука не выжмешь.
– Трунк-трунк, – прыгал в клетке щегол. – Трунк-трунк.
– Вот и ветку для него срезал, чтобы чувствовал себя, как на воле. Мы, люди, любим имитировать, причем все что угодно, даже свободу…
Он открыл ящик, вытащил оттуда спиртовку, турку, жестяную банку и два чистых стакана.
– Извините, кофейных чашек у меня нет.
– А что вы собираетесь делать?
– Непонятно? – Головня зажег спиртовку. – Сымитируем ресторан «Седьмое небо». Неужто кофе не желаете?
Так всегда. Когда времени мало, тебе недвусмысленно дают понять, что спешкой ничего не добьешься, не задашь даже парочки казенных вопросов. Что поделаешь? Мы неторопливо живем, растим детей, работаем, но вот является следователь и за полчаса хочет узнать и понять, как мы жили, как растили детей, как работали. Незавидный труд, и, можете поверить, чашки дармового кофе нам перепадают нечасто.
– Не откажусь, – сказал я.
Леонид Осипович наполнил турку водой, поставил ее на огонь.
– Нравится вам здесь?
– Нравится.
– Могу поменяться, – предложил он. – Или не хотите?
– Не хочу, – признался я.
– Ну да, у вас же работа престижная, я не учел.
– Вам, Леонид Осипович, некого винить за то, что пришлось сменить «престижную» должность на «непрестижную».
Головня, как говорится, и бровью не повел.
– Вас надо понимать так, что вы знаете о моем прошлом и ваш визит не случайность? – спросил он.
– Очевидно, так.
– Ну что я могу вам сказать? Комплекса вины у меня нет, не рассчитывайте. – Он сидел на корточках у спиртовки и из-за плеча поглядывал на меня. – Наказание я отбыл, вину искупил, вывод для себя сделал. Если же вы пришли из профилактических соображений – могу обрадовать: приговор по своему делу считаю справедливым, к взяточничеству испытываю отвращение. Верьте или не верьте – говорю чистую правду.
– Почему же, охотно верю.
– Меня и освободили досрочно. За ударный труд и примерное поведение. А что в сторожа пошел, так из желания быть подальше от… – Он запнулся.