Мальчик на качелях

Оганесов Николай Сергеевич

Суфлер, по всей видимости, бросил заранее заготовленный текст с афоризмами и обобщениями и покинул будку.

Она прикурила сигарету, затянулась, не обращая внимания на то, что делает это некрасиво. «Неплохой симптом», – подумал я.

– Дурацкий характер: если мне показывают на белое, я обязательно говорю, что это черное. – Она еще раз глубоко затянулась. – Во мне сидит дух противоречия. Спрашивается, какого черта я связалась с Вышемирским! Как старуха, осталась у разбитого корыта. С самого раннего детства он преследовал меня своей любовью. Выслеживал, подглядывал, как тень, ходил

по пятам, потом стал назначать свидания. Я опаздывала на полчаса, на час, на полтора, а он все равно ждал… И с этим скотиной Мендозовым он меня познакомил, а когда узнал, что мы встречаемся, рыдал, как младенец. Ничтожество, тряпка! Упрекал, устраивал сцены ревности и сам же просил прощения… А недавно познакомился с какой-то девицей, наговорил мне кучу гадостей и ушел. И слава богу!

На кончике сигареты вырос столбик пепла. Елецкая точным и красивым щелчком сбросила его на середину пепельницы. Взялась ли она играть новую роль? Пожалуй, нет, скорее, хотела высказаться.

– У меня голос. Понимаете? К нам приходят специально, чтобы меня послушать. Мужики прохода не дают, и, между прочим, у каждого машина, деньги. А он хотел, чтобы я в трамвае за три копейки домой ездила. Не от мира сего был юноша. «Одевайся скромнее. Не надо ярко красить губы». Идиотизм! Я, говорит, люблю тебя, поэтому не общайся с посторонними мужчинами. А с кем общаться? С пассажирами в трамвае, со старухами у подъездов? Кто же против чувств? Но к ним должно прилагаться что-то посущественней… Да, да, и не смотрите на меня так. Приходится быть материалисткой. – Елецкая притушила сигарету. – Разве мне не хочется иметь семью? Хочется. Но что мог дать Вышемирский?

– Он был против брака с вами?

– Нет, но я поставила условие: выйду замуж только в том случае, если муж сможет меня обеспечить.

– Но Юрий хорошо зарабатывал.

– На комбинате? – презрительно фыркнула Рита. – Не смешите. Это крохи. С такой зарплатой не в ресторан, а в столовку ходить.

– Вас послушать, так в ресторан ходят воры.

– Я хочу сказать, что в рестораны должны ходить люди с деньгами. – Устами Елецкой говорила Умеренная дерзость. – Откуда брать деньги, мужчина должен решать сам, это не моя забота. Во всяком случае, на воровство я Вышемирского не толкала. Я имела в виду честно заработанные деньги.

– Поскольку вы продолжали поддерживать с ним отношения, можно сделать вывод, что Юрий исполнил ваше условие?

– Он добивался этого много лет, – ответила Рита и задумчиво закончила: – Вышемирский был настырным – этого у него не отнять.

– Достиг-таки материального благополучия?

– Только не спрашивайте как. Я не знаю. Он кидался из одной крайности в другую, пробовал сочинять рассказы, работал почтальоном, писал картины, а в итоге ничего не заработал. Но однажды, года два назад, пришел ко мне на репетицию в новом костюме, с цветами, и, представьте, у него были деньги…

3

Она заметила его еще издали, когда он вошел в пустой зал ресторана, но не подала вида.

– К тебе пришли, – сказал ей гитарист.

– Подождет, – небрежно ответила она. – Ему это полезно.

– Иди, иди, мы все равно должны поработать над вальсом. До вечера.

– Чао. – Она перекинула

через плечо кожаную сумку и пошла к выходу.

– Рита, постой. – Юрий догнал ее в середине зала, протянул цветы. – У меня к тебе дело.

– Сколько раз тебя просить – не приходи на репетиции! – Она, не оборачиваясь, стремительно спускалась по лестнице. – Ты мне не муж и даже не любовник.

– Перестань, прошу тебя. – Он взял ее под руку.

– Отпусти, у тебя пальцы в краске. – Ей нравилось дразнить его. – Ну, ладно, пойдем, выясним отношения, но учти: раз и навсегда.

Они спустились на набережную и пошли по направлению к кинотеатру.

– Послушай, – начала она, – сколько лет ты ухаживаешь за мной, страдаешь, мучаешься – и все впустую. Мне жалко смотреть, как ты изводишь себя. Охота тебе время терять? Я, конечно, виновата – иногда, под настроение, разрешала быть ближе, чем следует, но это игра, это моя слабость. А ты все принимаешь за чистую монету…

– Не говори со мной так. – Он остановился у дебаркадера. – Не для этого я шел к тебе.

– А для чего? – Рита вздохнула. – Как не надоест, честное слово.

– Я не могу без тебя.

– А я могу.

– Неправда! Тебе было хорошо со мной. Разве не так?

Рита рассмеялась.

– Вспомнил! Это было тысячу лет назад.

– Не тысячу! – выкрикнул он.

– Тише, сумасшедший. – Она прикрыла ему рот рукой, и он тут же поцеловал ее ладонь. – Сумасшедший, – повторила Рита и несколько раз похлопала его по щеке. – Веди себя прилично. Ну, что ты предлагаешь? Что?!

– Выслушай меня. – В голосе Вышемирского прозвучало что-то такое, что заставило ее прислушаться. – Мы уедем с тобой, уедем куда-нибудь к морю. Будем жить красиво и честно…

– Старая песня. Чудак, где ты возьмешь средства на честную жизнь?

– У нас будут деньги…

– Откуда? Ты что, мальчик, жилу золотую нашел?

Не спуская с нее глаз, он вытащил из кармана пухлый бумажник. Оттуда торчала пачка сторублевых купюр.

– Где ты взял столько? – испугалась Рита.

– Неважно. Я сделал это ради тебя… Закрой глаза…

Она выполнила его просьбу, и он вложил ей в ладонь свернутые вчетверо бумажки.

– Что это?

– Билеты.

– Куда? – растерялась она.

– На юг! – Он широко развел руки. – Завтра мы летим к морю!

– Ты сошел с ума!

– Да, сошел! Если бы ты знала, как приятно сходить с ума…

4

– И вы поехали? – спросил я.

– Да, я взяла отпуск за свой счет, – ответила Елецкая. – Полторы недели мы пробыли в Крыму, оттуда вылетели в Сочи. Отдыхали там дней десять, но в конце концов поссорились и вернулись.

– Из-за чего произошла ссора? – спросил я.

– Он настаивал, чтобы мы оформили наши отношения.

– А вы были против?

– Нет, но прежде я хотела знать, как он заработал деньги.

– А вы осторожная женщина, – заметил я.

Елецкая восприняла мои слова, как комплимент, и добавила:

– А зачем мне рисковать? Откуда известно, насколько надежен источник, из которого он брал деньги?

– И какую же сумму вы потратили за время своего путешествия?

– Не больше тысячи, – небрежно бросила Рита.