Мальчик на вершине горы
Шрифт:
— В чем дело? — озираясь и явно ничего не понимая, спросила Ева. — Что происходит? Почему он не стал есть пирог?
— Он хотел отравить меня, — печально проговорил Фюрер. — Какое печальное прозрение.
Он развернулся, вышел в коридор и удалился в свой кабинет. Захлопнул дверь, но тотчас снова ее распахнул и страшным голосом взревел:
— Петер!
В ту ночь Пьеро заснул не скоро, и вовсе не потому, что волновался в ожидании рождественского утра. Фюрер больше часа его допрашивал, и он добровольно рассказал обо всем, что видел и слышал с самого своего приезда в Бергхоф, — о подозрениях насчет Эрнста и о великом разочаровании в тете, предавшей
— А ты, Петер? — спросил он, прежде чем отпустить Пьеро. — Почему ты раньше не поделился со мной опасениями?
— Я только сегодня вечером догадался, что они задумали, — ответил мальчик, побагровев при мысли, что его тоже обвинят в случившемся и выгонят вон. — Я даже не был уверен, что Эрнст говорил о вас. До меня дошло, только когда он стал вас уговаривать съесть штоллен.
Фюрер принял объяснения и отослал Пьеро спать, и тот долго лежал, ворочаясь с боку на бок, пока наконец не задремал. Снилось ему что-то тревожное: родители, шахматная доска в подвале ресторанчика мсье Абрахамса, улицы рядом с авеню Шарль Флоке. А еще Д’Артаньян и Аншель. И рассказы, которые тот раньше присылал. Затем все окончательно запуталось, и Пьеро вдруг проснулся и резко сел в кровати; лицо его было мокрым от пота.
Он прижимал руку к груди и мучительно хватал ртом воздух. С улицы доносились тихие голоса, и гравий скрежетал под сапогами. Пьеро быстро вскочил, подбежал к окну, раздвинул занавески и посмотрел вниз, на сады, простирающиеся за Бергхофом. Солдаты пригнали к дому две машины — Эрнста и еще одну — и поставили друг против друга; включенные фары своим жутковатым, каким-то потусторонним сиянием высвечивали круг посреди газона. Трое солдат стояли спиной к дому, а еще двое вывели Эрнста и вытолкнули на свет, в котором он походил на призрак. Он был в разорванной рубашке и сильно избит, один глаз у него заплыл, а из раны под волосами струилась кровь. На животе расплылся огромный черный синяк. Ему связали руки за спиной, и казалось, что ноги его вот-вот подогнутся, — и все-таки он держался прямо, как мужчина.
Через секунду появился Фюрер в пальто и шляпе, встал справа от солдат и, не говоря ни слова, кивнул; солдаты сразу вздернули винтовки.
— Смерть нацистам! — крикнул Эрнст, когда уже грянули выстрелы, и Пьеро судорожно вцепился в подоконник, глядя, как шофер рухнул на землю. Потом охранник, который привел Эрнста к месту казни, решительно подошел к телу, достал из кобуры пистолет и всадил еще одну пулю в голову мертвого. Гитлер опять кивнул, и солдаты за ноги оттащили тело прочь.
Пьеро зажал рот ладонью, чтобы не закричать, и упал на пол, привалившись спиной к стене. Раньше ему ничего подобного видеть не приходилось, и сейчас он боялся, что его стошнит.
Это ты сделал, сказал чей-то голос у него в голове. Ты его убил.
— Но он же предатель, — вслух ответил сам себе Пьеро. — Он предал Родину! Предал Фюрера!
Мальчик лежал и старался успокоиться и даже не замечал, что по его спине под пижамой ручьями бежит пот. Потом, собравшись с силами, встал и решился снова выглянуть в окно.
И тотчас опять услышал хруст гравия под сапогами охраны, но теперь в сопровождении пронзительных женских криков. Пьеро посмотрел во двор. Эмма и Герта выскочили из дома и умоляли о чем-то Фюрера; Эмма чуть не бросалась ему в ноги. Пьеро наморщил лоб, решительно ничего не понимая. Ведь Эрнст уже мертв. Просить о пощаде поздно.
И тут он заметил
Тетю Беатрис. Ее вели туда, где несколько минут назад застрелили Эрнста.
В отличие от шофера ей не связали руки за спиной, но, судя по лицу, тоже сильно били; блузка на груди была разорвана. Она даже не пыталась ничего говорить, только с благодарностью глянула на женщин, моливших за нее, и быстро отвернулась. Фюрер свирепо рыкнул на служанок, во двор выскочила Ева и утащила стенающих Эмму и Анге в дом.
Пьеро перевел взгляд на тетю и почувствовал, как кровь стынет в жилах: Беатрис смотрела вверх на его окно, прямо на него. Их глаза встретились, и он сглотнул, не зная, что сказать или сделать, да так и не успел сообразить: выстрелы взорвали безмятежную тишину гор, и Беатрис упала на землю. Пьеро застыл, неотрывно глядя на ее тело. А затем, как уже было сегодня, в ночном безмолвии раздался контрольный выстрел.
Зато ты в безопасности, успокоил он себя. А она была предательница. И Эрнст тоже. Предателей надо наказывать.
Он зажмурился, когда тетю поволокли прочь, а потом снова открыл глаза, думая, что во дворе пусто, — но там еще оставался один мужчина, и он смотрел на Пьеро в точности так, как только что Беатрис.
Пьеро, встретившись взглядом с Адольфом Гитлером, замер до чрезвычайности неподвижно. Он твердо знал, что надо делать. Прищелкнул голыми пятками, вскинул правую руку вперед, задев пальцами стекло, и отдал салют, который давно стал его неотъемлемой частью.
Сегодня утром с постели встал Пьеро, но сейчас, ночью, обратно лег уже Петер — лег и крепко заснул.
Часть 3
1942–1945
Глава 1
Спецпроект
Совещание длилось уже почти час, когда наконец прибыли двое запоздавших. Петер, увидев из кабинета, что Кемпка, новый шофер, остановил автомобиль у парадного входа, выскочил на крыльцо приветствовать офицеров.
— Хайль Гитлер! — гаркнул Петер, вытянувшись в струнку и вскинув вверх руку.
Герр Бишофф, низенький толстяк с беспокойными глазками-бусинками, испуганно схватился за сердце.
— Что, ему обязательно так орать? — осведомился он, оглядываясь на водителя, который пренебрежительно глянул на мальчика. — И кто он такой, собственно?
— Шарфюрер Фишер, — представился Петер, похлопав по своим погонам с двумя белыми молниями на черном фоне. — Кемпка, отнесите чемоданы в дом.
— Слушаюсь, господин, — сказал водитель, подчиняясь приказу.
Второй мужчина, с правой рукой в гипсе, по званию оберштурмбанфюрер, шагнул вперед, всмотрелся в знаки отличия Петера и только потом поглядел на него самого — без малейшего намека на теплоту и доброжелательность. Лицо оберштурмбанфюрера показалось Петеру смутно знакомым, но он не мог понять, где видел этого человека. Абсолютно точно не в Бергхофе: мальчик крепко держал в памяти список старших офицеров, приезжавших с визитами. Но когда-то и где-то их пути точно пересекались, в этом Петер не сомневался.
— Шарфюрер Фишер, — процедил мужчина. — Состоите в «Гитлерюгенд»?
— Да, мой оберштурмбанфюрер.
— И сколько же вам лет?
— Четырнадцать, мой оберштурмбанфюрер. Фюрер повысил меня в звании на год раньше других за отличную службу на благо Фюрера и Родины.
— Понятно. Но, насколько я понимаю, командиру нужен отряд, верно?
— Да, мой оберштурмбанфюрер, — ответил Петер, уставясь прямо перед собой.
— И где же он?
— Мой оберштурмбанфюрер?
— Ваш отряд. Сколько членов «Гитлер-югенд» находится под вашим началом? Десять? Двадцать? Пятьдесят?