Мальчик на вершине горы
Шрифт:
В сочельник Фюрер устраивал вечеринку для слуг в благодарность за хорошую работу в течение года. Он обычно никому не делал подарков, но у Пьеро несколько дней назад спросил, нет ли у того каких-нибудь особенных пожеланий. Пьеро, дабы не выставиться единственным ребенком среди взрослых, сказал, что нет.
Эмма превзошла самое себя: рождественский фуршет стал настоящим пиром. На столе были индейка, утка и гусь, начиненные восхитительной пряной смесью из яблок и клюквы; печеный, жареный и вареный картофель; кислая капуста и множество овощных блюд для Фюрера. Слуги
Пьеро наблюдал за тетей и Эрнстом. Она нервничала много больше обыкновенного, а он, напротив, был на редкость спокоен.
— Выпей, Эрнст, — громко предложил Фюрер, наливая в бокал вино. — Твои услуги сегодня больше не понадобятся. Нынче ведь сочельник. Веселись.
— Благодарю, мой Фюрер. — Шофер взял бокал и поднял его, молча предлагая тост за хозяина. Все зааплодировали. Фюрер в знак признательности вежливо кивнул и, что случалось редко, одарил присутствующих улыбкой.
— Батюшки, пудинг! — вскричала Эмма, увидев, что тарелки на столе практически опустели. — Чуть не забыла!
Пьеро смотрел, как кухарка вносит из кухни прекраснейший штоллен [6] и водружает его на стол; ароматы фруктов, марципанов, специй разлились в воздухе. Пирог был вылеплен в форме Бергхофа и щедро посыпан сахарной пудрой, изображающей снег; Эмма старалась как могла, но талантливым скульптором ее решился бы назвать лишь весьма снисходительный критик. Беатрис, очень бледная, посмотрела на пирог, а затем — на Эрнста, который упорно избегал ее взгляда. Эмма достала из кармана фартука нож и принялась резать штоллен. Пьеро нервничал.
6
Штоллен — традиционный немецкий рождественский пирог, как правило, с начинкой из изюма и цукатов, хотя популярны также варианты с маком, орехами или марципаном.
— Выглядит потрясающе, Эмма, — похвалила Ева, сияя от удовольствия.
— Первый кусок Фюреру, — чуть громче, чем нужно, и дрожащим голосом произнесла Беатрис.
— Да, да, непременно, — поддержал Эрнст. — Скажите нам, так ли это хорошо на вкус, как на вид.
— Увы, я вынужден констатировать, что не смогу проглотить ни кусочка, — объявил Фюрер, похлопав себя по животу. — Я и так, кажется, скоро лопну.
— Но вы должны, мой Фюрер! — вскричал Эрнст, и сейчас же, заметив, как все удивились его пылкости, добавил: — Простите. Я лишь хотел сказать, что вы должны вознаградить себя за все то, что сделали для нас в этом году. Всего кусочек, прошу! В честь Рождества. А за вами и мы с удовольствием отведаем.
Эмма отрезала большой кусок, положила его на тарелку вместе с десертной вилкой и протянула Фюреру. Тот некоторое время с сомнением глядел в тарелку, а потом засмеялся и взял ее.
— Пожалуй, вы правы, — сказал он. — Какое же Рождество без штоллена. — Отломил вилкой кусочек и поднес ко рту.
— Подождите! —
Все изумленно уставились на мальчика, бегущего к Фюреру.
— Что такое, Петер? — недовольно бросил тот. — Ты сам хочешь съесть первый кусок? Честное слово, я думал, ты лучше воспитан.
— Поставьте тарелку, — велел Пьеро. В комнате повисла гробовая тишина.
— Что, прости? — процедил Фюрер ледяным тоном.
— Поставьте пирог, мой Фюрер, — повторил Пьеро. — Думаю, вам лучше его не есть.
Все молчали. Гитлер, явно ничего не понимая, смотрел то на мальчика, то на десерт.
— Это почему же? — озадаченно спросил он.
— По-моему, он плохой. — Голос Пьеро дрожал, как только что у его тети. Вдруг он не прав в своих подозрениях? Вдруг он повел себя как дурак и Фюрер никогда не простит ему этой выходки?..
— Мой штоллен плохой? — взорвал тишину возмущенный вопль Эммы. — Да будет вам известно, молодой человек, что я готовлю этот пирог двадцать лет с гаком и за все время ни разу слова дурного о нем не слышала!
— Петер, ты устал. — Беатрис подошла, положила руки ему на плечи и попыталась развернуть и увести. — Извините его, мой Фюрер. Он перевозбудился. Вы же знаете, как это бывает с детьми в праздник.
— Пустите! — закричал Пьеро, вырываясь, и она отшатнулась, испуганно прижав ладонь к губам. — Больше не трогайте меня никогда, слышите? Вы предательница!
— Петер, — сказал Фюрер, — о чем ты?
— Вы меня раньше спрашивали, хочу ли я подарок на Рождество, — выпалил он, перебив хозяина.
— Да, верно. И что?
— Так вот, я передумал. Я хочу одну вещь. Очень простую.
Фюрер с недоуменной полуулыбкой обвел взглядом комнату, словно надеясь, что скоро кто-нибудь все ему разъяснит.
— Тааак, — протянул он. — И что же это? Поведай.
— Я хочу, чтобы первый кусок съел Эрнст, — заявил Пьеро.
Никто не осмелился даже пикнуть. Никто не пошевелился. Фюрер в раздумье постучал пальцем по краю тарелки, а потом медленно-медленно повернулся к своему шоферу.
— Ты хочешь, чтобы первый кусок съел Эрнст, — тихо повторил он.
— Нет, мой Фюрер. — Шофер нервно вздрогнул, голос его звучал надтреснуто. — Я не посмею. Это было бы неправильно. Честь попробовать первый кусок принадлежит вам. Вы столько всего… — Он осекся от страха. — Столько всего… для всех нас…
— Но сейчас Рождество, — проговорил Фюрер и направился к Эрнсту. Герта и Анге, пропуская его, метнулись в стороны. — А в Рождество дети, которые хорошо себя вели, обязательно получают то, чего они хотят. А наш Петер вел себя очень, очень хорошо.
Фюрер, глядя Эрнсту прямо в глаза, протянул ему тарелку.
— Ешь, — приказал он. — Все до крошки. Потом расскажешь, вкусно ли было. — И отступил на шаг.
Эрнст, словно прилипнув глазами к вилке, поднес ее ко рту, а потом вдруг швырнул все это в Фюрера и бросился вон из комнаты. Тарелка с грохотом разбилась; Ева заверещала.
— Эрнст! — закричала Беатрис.
Охрана бросилась за шофером, и до Пьеро донеслись крики и шум борьбы. Эрнста повалили на пол. Он кричал: «Пустите, не трогайте!» — а Беатрис, Эмма и служанки, остолбенев от ужаса, следили за происходящим.