Мальчик – отец мужчины
Шрифт:
Особенно отличаются любовью к острым ощущениям мальчики-подростки.
Американские ученые по заданию правительства обобщили результаты трех крупнейших национальных опросов – YouthRiskBehaviorSurveys (YRBS), NationalSurveyofAdolescentMales (NSAM) и NationalLongitudinalStudyofAdolescentHealth (AddHealth) – по десяти видам рискованного поведения: постоянное употребление алкоголя, регулярные пьянки, постоянное табакокурение, курение марихуаны, употребление других нелегальных наркотиков, драки, ношение оружия, суицидные мысли, суицидные попытки и рискованная сексуальная активность. В центре внимания были три вопроса: 1) изменения в принятии риска старшеклассниками в последние 10 лет; 2) распространенность и структура принятия подростками множественного риска (multiplerisk-taking), то есть участия в нескольких видах рискованных действий, и 3) степень распространенности и структура множественного риска в школьных клубах, дискотеках, спортивных обществах и других подростковых учреждениях. Вот их главные выводы (Lindbergetal., 2000).
1. В общем
2. Больше всего рисков принимают на себя любители множественного риска. Например, доля постоянных курильщиков составляет всего 12 %, но 85 % из них принимали и другие риски.
3. Почти все подростки, даже подвергающие себя множественному риску, делают и что-то социально-положительное (хорошо учатся, участвуют во внеклассных мероприятиях и т. п.). Но с повышением степени риска в поведении подростка его положительная активность уменьшается.
4. Вопреки распространенному мнению, самые рисковые подростки не являются социально изолированными, наоборот, у них больше внешкольных контактов.
Главное достоинство представленной картины в том, что она не черно-белая, рисковые подростки не выглядят ни безнадежно больными, ни социально-изолированными, ни несчастными. Это нормальные подростки, с которыми надо нормально работать в их естественной среде.
С точки зрения нашей темы важно, что среди рисковых подростков больше мальчиков, чем девочек. Мальчиков, вообще не участвующих в рискованных действиях, мало. Кроме того, мальчики значительно чаще девочек принимают множественные риски. Из общего числа обследованных школьников с 7-го по 12-й класс два и больше двух видов рискованного поведения отмечено у 31 % мальчиков и 26 % девочек. У рискованного поведения мальчиков и девочек разные социально-возрастные траектории развития. Количество девочек, принимающих множественные риски, вырастает с 17 % в 7-8-х классах до 29 % в 9-10-х классах (прирост составляет 75 %) и на этом останавливается. У мальчиков же рост продолжается вплоть до окончания школы, а показатели множественных рисков удвоились: с 21 % в 7-8-х классах до 42 % в 11-12-х.
Что скрывается за этими и подобными цифрами – индивидуальные особенности, гендерные различия или социокультурные нормы? Высокая соревновательность, стремление к достижению и любовь к новизне и риску – классические нормативные мужские качества. Мальчик, желающий стать «настоящим мужчиной», делает все, чтобы обладать ими. Психологи, одержимые идеей воспитания «хорошего» (читай – послушного) мальчика, склонны оценивать стремление к риску отрицательно, связывая его с невротизмом, тревожностью и незрелостью («недостаточной социализированностью»). Напротив, профессор психологии Делавэрского университета (США) Марвин Зуккерман в 1960-х годах предположил, что за ними стоит личностная черта, которую он назвал жаждой острых ощущений (sensationseeking).
Эта черта может проявляться по-разному: и как погоня за напряжением, приключениями и физическим риском, включая необычный или экстремальный спорт; и как жажда нового эмоционального опыта, потребность в сопряженных с рисками увлекательных и сильных переживаниях; и как расторможенность, повышенная склонность не столько к физическим, сколько к социальным рискам, включая опасное для здоровья поведение (пьянство, незащищенный секс); и как повышенная чувствительность к скуке, нетерпимость к однообразию и монотонности. Разработав специальную шкалу измерения этого качества и проверив ее на множестве выборок, Зуккерман нашел, что жажда острых ощущений значимо коррелирует с множеством поведенческих характеристик (Zuckerman, 2007). Люди, имеющие полярные показатели по этой шкале, обычно придерживаются крайних, противоположных, позиций в выборе профессий, способах проведения досуга, спорте, личных отношениях и реакции на стимулянты. Любители острых ощущений предпочитают занятия, которые требуют взаимодействия с другими людьми и быстрых решений, предполагают испытание на прочность и риск. Они часто становятся летчиками, пожарными, торговцами, инвесторами, основателями нового бизнеса. Автомобиль они водят быстрее и лучше, но и чаще попадают в аварии. Они предпочитают громкую, сложную для восприятия современную музыку и картины с резкими цветами и линиями. Любят острую пищу, пьют больше алкоголя и охотнее экспериментируют с наркотическими веществами. Предпочитают экстремальный спорт, занимаются не одним, а несколькими его видами и экспериментируют в новых. Исследования показали, что существует тесная связь между степенью рискованности спорта и любовью занимающихся этим спортом людей, особенно спортивной элиты, к острым ощущениям (Breivik, 2007). Любителей острых ощущений привлекают экстремальные виды спорта, такие как альпинизм, ныряние с высоты или каякинг.
Больше всего любителей риска и острых ощущений встречается среди мальчиков-подростков и юношей. По данным Зуккермана, жажда острых ощущений быстро нарастает между 9 и 14 годами, достигает своего пика в юности, в 20 с небольшим лет, после чего постепенно снижается.
Если искать этому самое простое объяснение, на ум приходит тестостерон. Возраст максимальной жажды острых ощущений – это также возраст максимальной секреции тестостерона, которая значимо коррелирует с «растормаживающими» тенденциями, а также с доминантностью, общительностью и активностью. С уменьшением секреции тестостерона эти тенденции начинают ослабевать. У 50-59-летних мужчин показатель любви к острым ощущениям вдвое ниже, чем у 16-19-летних. Но связь тестостерона с жаждой острых ощущений так же нелинейна, как с агрессивностью.
Изучение связи жажды острых ощущений и двух гормонов, тестостерона и кортизола, у американских студентов показало, что хотя молодые мужчины имеют по этой шкале более высокие показатели, чем женщины, ожидаемой
Не менее важно, на какие именно риски готов идти подросток. Исследование 300 мальчиков-подростков (средний возраст 14,4 года) показало, что хотя уровень свободного тестостерона значимо коррелирует с готовностью подростка идти на риск, этот риск не обязательно сопряжен с агрессией. Гормональные сдвиги стимулируют мальчика к сближению с такими же рисковыми сверстниками, но какой именно риск они выберут – зависит от конкретных социальных условий (Vermeerschetal., 2008). Потребности подростка в сильных переживаниях и в новизне также могут не совпадать и сами по себе не предполагают готовности и желания чем-то рисковать. Предложив 636 французским подросткам отдельные шкалы «потребности в интенсивных переживаниях», «любви к новизне», «импульсивности», «рискованного поведения» и «профессиональных интересов», ученые нашли, что эти показатели существенно расходятся (Mallet, Vignoli, 2007).
В исследовании 360 норвежских школьников от 12 до 16 лет, выяснилось, что положительное (скалолазание, каякинг, переправа на плотах и т. п.) и отрицательное (преступления и социально неприемлемые поступки, прием наркотиков и т. п.) рискованное поведение стимулируются разными социальными вызовами и не взаимозаменяемы (Hansen, Breivik, 2001).
Конкретных данных о гендерно-возрастных различиях в принятии и восприятии риска в психологии развития мало. В одном исследовании 120 детям от 6 до 10 лет демонстрировали фотографии, изображавшие игры с различными степенями физического риска, например езду на велосипеде без шлема (Hillier, Morrongiello, 1998). Интервьюирование показало, что дети различают степени риска, причем младшие дети идентифицируют меньше факторов риска, чем старшие, а мальчики считают риск меньшим, чем девочки. Мальчики признают поведение рискованным только при возможности получения серьезной травмы, тогда как девочки фиксируют любую возможность травмы. То есть мальчики склонны недооценивать степень возможного риска.
По понятным причинам больше всего исследований посвящено рискованному поведению подростков. Теория Лоуренса Стайнберга (Steinberg, 2008) фиксирует следующие моменты:
1. Поведение подростков нужно всегда рассматривать в реальном контексте принятия риска.
2. Подростки больше склонны вовлекаться в рискованные поступки в группах, нежели в одиночестве. Их реальные жизненные ситуации наполнены эмоциями, повышенным возбуждением и эйфорией, которых нет в искусственных экспериментальных ситуациях.
3. Чувствительность (сензитивность) подростка к вознаграждению отличается от взрослой, побуждая его для получения такого же удовольствия желать более высоких степеней новизны и стимуляции.
4. Саморегуляция включает способность прервать рискованные действия, думать, прежде чем действовать, и выбирать между разными способами действия, но ответственные за саморегуляцию мозговые структуры созревают позже других структур головного мозга.
Поскольку повышенная рискованность поведения подростка биологически нормальна, вместо того чтобы пытаться устранить ее, нужно стараться избежать ее наиболее опасных последствий.
Исследования Стайнберга и его коллег интересны прежде всего тем, что они связывают эмоциональные аспекты подростковых рисков с социально-групповыми процессами. В одном из экспериментов подростки играли в видеоигры, в которых они должны были водить автомобиль в присутствии сверстников или в одиночестве. Оказалось, что в присутствии сверстников игроки-подростки выбирают рискованные комбинации вдвое чаще, чем в одиночестве, тогда как на поведение взрослых игроков присутствие зрителей не влияет.
Рискованная езда и связанная с нею аварийность – одна из главных опасностей мальчиков-подростков. Как влияет на нее наличие в автомобиле пассажиров разного пола и возраста? В одном исследовании на парковках десяти американских средних школ регистрировали пол и возраст (подросток или взрослый) водителей и пассажиров всех выезжавших машин, а затем с помощью электронной аппаратуры фиксировали скорость езды и реакцию водителей на ситуацию на дороге, дорожные знаки и т. п. (Simons-Morton, Lerner, Singer, 2005). Оказалось, что водители-тинейджеры склонны вести машину быстрее и допускать больше рискованных маневров, чем взрослые, причем в присутствии другого мальчика-подростка эта склонность усиливается. В присутствии мальчика-пассажира подростки-водители обоего пола допускали гораздо больше рисков (превышение скорости, опасный обгон), чем когда ехали в одиночестве или когда пассажиром была девочка. В ситуациях мальчика-водителя и мальчика-пассажира очень рискованная езда встречалась вдвое чаще, чем в других обстоятельствах. То есть мальчики выпендриваются не столько перед девочками, сколько друг перед другом.
Многочисленные исследования показывают, что рискованная езда обусловлена целым рядом объективных и субъективных факторов (Allen, Brown, 2008). Это и общая склонность мальчика-подростка к риску как способу доказать собственную взрослость; и желание понравиться сверстникам, заслужить у них уважение, особенно если собственный групповой статус подростка невысок; и страх социальной изоляции, который многие подростки переживают острее, чем физическую угрозу жизни. То, что происходит в машине, где сидят его товарищи, для подростка зачастую важнее происходящего на дороге. Сидящий за рулем мальчик не видит тех, кто сидит сзади и «давит» на него своими шутками и подначками, и не может оценить степень их серьезности. Его внимание разделено, нередко он больше реагирует на сверстников, чем на дорожные знаки. Ему хочется показать нечто необычное, и пассажиры его к этому стимулируют. Соперничество с теми, кто сидит в его машине, и с попутными и встречными водителями сплошь и рядом превращает обычную езду в командные соревнования без четких правил. Мальчишке надо не только вести машину, но одновременно кричать, махать руками и т. п. Болтовня с пассажирами (или разговоры по мобильнику при езде на мотоцикле) резко увеличивают число дорожных происшествий. Плюс громкая возбуждающая музыка и т. п. Причем у мальчиков все это выражено значительно сильнее, чем у девочек.