Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
– Не знаю,- угрюмо повторил Одноглазый.
– Надо было пленного захватить,- шепнул Андрейчиков.
– Жалко,- проговорил полковник печально.
– Может, мы чем-нибудь сможем помочь, товарищ?
– спросили стоящие у машины крестьяне.
– Не знаете ли вы, кому принадлежала вот эта вещь?- поднял полковник медальон.
– Покажите.
Медальон стал переходить из рук в руки.
– Может, кто покупал что-нибудь за это,- разъяснил Луценко.- Или подарил кому…
Наконец медальон
– Сейчас… - и торопливо зашагал к своему дому.
Все в напряжении ждали. Зубрицкий, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, поспешил скрыться.
Но вот появился старый Анджей в сопровождении двух мальчиков. Мало кто в деревне знал, что Анджей прячет у себя Янека и Ваню. Любопытство возрастало.
– Нашелся Янек…
– А это чей, второй?
– шептались в толпе.
Когда наконец Анджей с ребятами подошел к собравшимся, все расступились.
– Он…- сказал дед Анджей, показывая на Ваню. Кашель не дал ему договорить.
Первое, что бросилось в глаза растерявшемуся Ване, это была красная звездочка на светло-серой папахе. Она горела ярко, сливаясь с родными, дорогими чертами лица…
– Папа!
– хотел крикнуть Ваня, но звук застрял в горле.
– Там, на карточке, его отец,- пояснил, откашлявшись, дед Анджей.
– Ваня, сын мой!
– прошептал полковник п крепко прижал мальчугана к груди.
И в толпе пронеслось:
– Сына полковник нашел…
– Ох, какое счастье…
Женщины стали вытирать глаза платками, некоторые мужчины тоже проводили украдкой по лицу рукавом.
Поблагодарив старого Анджея, полковник посадил счастливого Ваню в машину и приказал шоферу:
– Езжай…
РЕФОРМА
Не успели люди разойтись по домам, как на дороге снова показался «виллис».
– Вернулись!
– обрадовался Янек.
После внезапного отъезда Вани, ему стало так грустно, что он чуть было не заплакал.
– Не печалься, мальчик мой,- успокаивал его старый Анджей.- Полковнику сейчас некогда. Время горячее. Они еще к нам когда-нибудь заедут…
Машина, подпрыгивая на ухабах, мчалась к деревне. Уже можно было разглядеть сидящих в ней военных.
– Не полко-овник,- разочарованно протянул Янек.
– Вроде польский офицер,- сказал кто-то.
В деревне давно знали, что бок о бок с Советской Армией сражается новое, демократическое Войско Польское. Все ждали встречи с земляками-избавителями.
– В самом деле, польские офицеры.
– Смотрите, смотрите,- крикнул кто-то.- Это же наш Та-дек Боровский.
– Тадек? В самом деле, он…
У Янека радостно дрогнуло сердце: «Тадек Боровский… Неужели папа?»
Машина подъехала к толпе и стала. Все с шумом бросились к ней.
Янек издали рассматривал военного, который сидел рядом с шофером. И отец, и вроде не отец… Лицо, глаза, улыбка,- все как у папы. Но как он не похож на того отца, каким Янек его запомнил. Тот, привычный, папа ходил согнувшись над плугом. На нем была свитка из крестьянского сукна. Он снимал шапку, когда по деревне па машине проезжал пан. А теперь сам сидит в машине. На нем военная шинель, звездочки на погонах.
Не решаясь подойти ближе, Янек продолжал стоять, зажатый в толпе. Окружившие машину односельчане пожимали руку офицеру.
– Тадек, какими судьбами?
– Мы тебя похоронили давно…
– Значит, будешь долго жить…
– Дайте же отцу сына показать,- расталкивая толпу, проговорил Анджей.
Янек несмело подошел к машине.
– Сын мой!
– Приподняв с земли Янека, Боровский крепко прижал его к груди.- Большой вырос…- Он помолчал п вздохнул: - Жаль, матери с нами нет.
– Ты уже знаешь?
– спросил кто-то.
– Знаю…
Все многозначительно посмотрели на дом Зубрицкого.
– Ну что ж,- угадывая мысли односельчан, сказал Боровский,- кончается их власть. Дайте сюда пачку листовок.- Шофер выполнил приказание.- Вот, почитайте…
Листовки, шелестя, пошли по мозолистым рукам крестьян. И вдруг стало шумно, как возле костела в пасхальный день. В этом шуме можно было расслышать отдельные, часто повторяемые слова: «Манифест», «Земельная реформа», «Земля».
– Тише, пусть кто-нибудь один читает.
– Прочти, Тадеуш,- обратился старый Анджей к Боровскому.
– Прочти, Тадек, прочти,- поддержало его сразу несколько голосов.
Все но привычке звали Боровского Тадеком. Разве он не был таким, как они, крестьянином, у которого было мало земли и всегда не хватало хлеба?
– Ну, хорошо. Я прочту,- согласился Боровский.- Янек, сядь вот здесь, рядом с шофером.
Он усадил сына, стал повыше и начал громко читать:
«Воззвание Временного правительства Речи Посполитой.
Братья, земляки! Свободные граждане Польши!
Мы переживаем великие дни. Пали цепи гитлеровского рабства. Их разбили героические солдаты союзной Советской Армии и солдаты Войска Польского…»
Янек посмотрел на отца. Он стоял с листовкой в руке, воодушевленный, красивый, стройный. Голос его среди мертвой тишины звучал торжественно и строго. И по тому, как сосредоточенно слушали все его, Янек понял, что отец говорит что-то очень важное.
«Польский крестьянин,- продолжал читать отец,- имеет право на землю, которую он веками поливал своим потом. Поэтому помещичья земля без остатка переходит в руки безземельных, малоземельных крестьян и батраков…»