Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
– Я - мясник. Мне гораздо приятнее это занятие, чем любое из тех, которые подготовил для нас фельдфебель.
– Да-да,- согласился Пауль, расчищая место под дубом.
Вскоре запылал костер. Зашипела на вертеле баранина.
Вкусный запах жареного мяса разнесся вокруг, попал н в дупло к мальчикам. У Янека и Вани потекли слюнки. Гитлеровцы достали хлеб, вилки. Ганс взял флягу, отвинтил крышку, понюхал, потом, поболтав флягой возле уха, сказал:
– Ром… Мы славно позавтракаем, Пауль.- Он положил флягу и, глядя на свои окровавленные руки, спросил:- Далеко
– Не очень, прямо по тропинке…
Ганс отправился к ручью, а Пауль, взглянув на костер, ушел за дровами в лес.
Этого только и ждал не спускавший глаз с гитлеровцев Янек. В одно мгновение он был уже внизу. Подбежав к костру, начал хватать из солдатского котелка куски жареной баранины и совать их в рот и в карманы. Потом отхлебнул из фляги. Ром показался ему невкусным. Янек бросил флягу. Ее содержимое полилось вон.
Очутившись снова рядом с Ваней, Янек протянул ему кусок мяса:
– На, Иванек…
Первым к костру вернулся Ганс. Он искупался в ручье и был готов с аппетитом взяться за еду.
– Ну-с, сначала глоток рома,- решил он, протягивая руку к фляге. Она показалась ему подозрительно легкой.- Неужели вылакал?- пробормотал бывший мясник, багровея от подступающей злобы.
Ганс знал, что Пауль по пропускал случая украсть даже у товарищей. Но такой наглости он никак не ожидал. Еще больший гнев охватил его, когда он увидел, что котелок наполовину пуст. В этот момент совсем некстати раздался голос Пауля:
– Я вижу, ты уже принимаешься за дело…
Он приблизился с охапкой дров в руках. На лице его была обычная плутоватая улыбка, которая Гансу на этот раз показалась пьяной.
– А ты, я вижу, уже кончил дело,- прошипел Ганс, свирепо взглянув на Пауля.
– Разумеется,- ответил тот, думая, что речь идет о дровах.- За мной остановки не будет.
– Так дожирай,- сказал Ганс и, не сдержав ярости, с силой швырнул флягу Паулю в лицо.
На секунду Пауль остолбенел. Однако звон пустой фляги, больно ударившей его по лбу, и котелок, в котором уже не было мяса, подсказали, как ему показалось, правильный вывод: «Сожрал, пока я возился с дровами». И не столько от боли, сколько от обиды н злости, он заревел, как бык. На голову Ганса полетели дрова, а вслед за ними сам Пауль двинулся с поднятыми кулаками на обидчика.
– Скотина,- прошипел он.
– Ты еще будешь драться!
– простонал Ганс.- Я тебя, негодяя, проучу.
И он с размаху ударил Пауля в грудь волосатым кулаком. Тот оступился и упал па оружие. Сухая хворостинка во время драки попала на спусковой крючок. Падая, Пауль надавил па нее… Автомат вздрогнул. Пауль успел только судорожно подтянуть под себя ноги и застыл, скрючившись.
– Проклятие!
– простонал Ганс.
Несколько минут он был в полном смятении: хватался за голову, в отчаянии разводил руками, со злостью пинал ногами все, что лежало под дубом.
– Закусили! Что я скажу фельдфебелю? Это может кончиться для меня очень плохо.
Ганс быстро начал приводить себя в порядок: застегнул пуговицы мундира, надел снаряжение. Он согнулся, чтобы поднять
Еще раз внимательно оглядев себя, Ганс двинулся в путь. Сделав, однако, несколько шагов, остановился, о чем-то подумал. Вернулся. Съел все, что оставалось в котелке, вытер платком жирные губы и, не взглянув на убитого, удалился.
Мальчуганы, наблюдавшие всю эту жестокую сцену, были напуганы пе меньше, чем сам Ганс. И все же, только солдат скрылся, они проворно слезли с дуба. Впопыхах Ваня не заметил, как сухой сучок, легонько царапнув его по груди, разорвал золотую цепочку и медальон с фотографией отца упал в траву.
Янек торопил:
– Я знаю лес. Мы выберем другое место. Бежим!
– Погоди,- сказал Ваня.- Возьмем кинжал?
– Возьмем.
– И котелок?
– Ну, давай.
– А мясо?
– И мясо…
Пока Янек резал мясо, Ваня подошел к убитому, поднял автомат. Он был точно такой, как тот, который он передал в партизанский отряд.
«Кто с ним сейчас воюет, с тем автоматом?» - подумал Ваня, забрасывая оружие на плечо.
У СЫРОЙ МОГИЛЫ
Гитлеровцы торопились. Пойманных в лесу беглецов вновь загнали в уцелевшие товарные вагоны. Мертвых оттащили к лесу. Среди них и была Юлия Адамовна. Она не умерла тогда в вагоне, а только потеряла сознание. Это она толкнула Ванюшу в спину и шепнула:
– Беги…
Бабушка приоткрывала украдкой глаз и присматривалась, нет ли среди пойманных в лесу ее внука. Рядом несколько пленных под охраной немецкого солдата копали яму. Работа подвигалась медленно. Немец злился, кричал:
– Шнель! Шнель!..
«Господи,- подумала бабушка,- неужто живьем меня закопают в яму?»
Гитлеровец подошел к бабушке и остановился. Юлия Адамовна затаила дыхание.
– Шнель, шнель!
– раздался над нею крик часового.
Часовой наступил кованым сапогом ей на руку, но Юлия
Адамовна не шевельнулась, только подумала: «Идол, еще на голову влезет».
К счастью, немец, ругаясь, отошел. «А может, он заметил, что я живая, и издевается. Вот даст сейчас очередь из автомата…»
С поезда донеслась команда. Часовой приказал пленным стаскивать трупы в яму, а сам отошел в сторону.
«Вот сейчас и меня бросят в могилу. Живую…»
К бабушке никто не подходил. Она слышала, как возле нее копошились люди, и снова подумала: «Заметил, видать, идол, и хочет поиздеваться. А что, если попробовать уползти в лес?» Бабушка приоткрыла глаз. Часовой стоял на той стороне ямы. Бабушка видела только его начищенные солдатские сапоги.