Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
Рядом кто-то тяжело вздыхает. «Янек или не Янек?» Ваня ждет, не решается подползти ближе: «Еще испугается, закричит…»
Часовой отошел. Ваня осторожно ползет. Снова тот же вздох. «Янек или не Янек? А вдруг кто-то другой?»
Но сердце чует друга.
– Янек…
Он весь в веревках, глаза закрыты.
– Янек, Янек!
– шепчет Ваня ему на ухо.
Янек просыпается, бормочет что-то несвязное. Ему, очевидно, еще мерещится допрос.
– Тише, Янек, это я, Ваня…
– Ваня? Не знаю, не знаю такого.
Ваня зажимает ему рот. Прислушивается.
– Штиль!..
Ваня не понимает, что он кричит, по чувствует, что это относится к Янеку.
Он ждет долго. Часовой снова ходит, бряцает оружием. Ваня снова наклоняется к уху товарища, шепчет ему горячо, чуть не плача:
– Янек, да это я, Ваня. Да очнись ты!..
Постепенно Янек приходит в сознание.
– Ты, Иванек?
– Я… Мы здесь с Анджеем. Он у сарая. Тише.
Ваня пробует развязать веревку, но узлы туго затянуты. Тогда он пускает в ход зубы. Идет время. Сердце Вани учащенно бьется. Не услышал бы часовой… Янек напрягается изо всех сил - веревка рвется. Руки Янека развязаны.
– Ползи за мной…
Опять тот же плуг, куски железа, грабли. У дыры Ваня останавливается, пропускает товарища:
– Сюда.
Старый Анджей помогает ребятам выбраться на волю.
Хорошо, что ночь,- фашисты не видят. Хорошо, что лес шумит,- фашисты не слышат. Хорошо, что есть настоящие друзья,- выручат из беды.
НАСТУПЛЕНИЕ
Висла - польская река. На Висле фронт. На правом берегу советские войска, на левом - фашисты. Линия фронта разрезает Польшу на две части. В тылу советских войск люди живут свободно. Нет концентрационных лагерей. Нет гестапо. Рабочие восстанавливают фабрики. Крестьяне делят помещичьи земли. В бывших помещичьих дворцах, порога которых никогда не переступала крестьянская нога, учатся дети крестьян. В городах и селах открыты библиотеки. Выходят польские газеты, журналы, книги.
А там, по ту сторону фронта, еще лютуют фашисты. Где-то прячутся от них Ваня и Янек. Где они сейчас? Чем накрываются, что едят? Трещат морозы. Деревья покрыты изморозью. Где старый добрый дед Анджей? Где бабушка Юлия?
На Висле день и ночь гремит канонада. К ее гулу прислушиваются с одной и с другой стороны.
– Не двинулись ли? Не пошли ли в наступление?
Не терпится братьям обнять братьев.
Стонут люди на левом берегу Вислы. Гитлеровцы стали еще кровожаднее. На невинных стариках, женщинах и детях хотят они выместить горечь неудач. Вздыхают сочувственно люди на правом берегу. Свобода не в радость, если братья в беде.
Двенадцатого января 1945 года на Висле громче, чем обычно, загремели орудия. Мощное эхо пронеслось до самого Балтийского моря.
– Наступление! Двинулись!
Люди обнимают от радости друг друга.
Советские танки, разрушая укрепления, прокладывают путь пехоте.
Фронт быстро движется вперед. Гитлеровцы бросают в панике оружие, пушки, а нередко сапоги и шинели.
Польский народ дождался того, чего он ждал шесть лет.
Случилось так: солдаты разведывательного батальона, которым
Немцу возвратили все, кроме полевой сумки с документами. И совершенно случайно капитан Луценко спросил, показывая на медальон:
– Ваш?
– Мой, мой,- торопливо ответил гестаповец.
– Ну что ж, возьмите.- Капитан протянул ему медальон п тут же спохватился: - Постойте, он, кажется, открывается…
– Я, я… - подтвердил гестаповец, бледнея.
Луценко открыл медальон.
– Фотография… И вы утверждаете, что медальон ваш?
– Нет-нет, я забыл, это, кажется, не мой…
– Посмотри.- Луценко показал фотографию лейтенанту Андрейчикову.- Узнаешь?
– Да это же наш командир полка!
– Как к вам попал медальон?
– спросил у немца Луценко.
– Мне дали… нашли… - залепетал гестаповец. Золотая вещица, которую он припрятал для жены, могла привести к месту преступления. А он помнил это место. Сам допрашивал Янека, сам приказал найти его во что бы то ни стало, когда мальчуган убежал из амбара.
– Гвардии полковник идет,- толкнул Андрейчиков Луценко.
Офицеры подтянулись.
– Вольно, вольно,- дал команду полковник и, показывая па гестаповца, спросил: - Что хорошего рассказывает этот вояка?
– Посмотрите.- Луценко протянул полковнику медальон.- У него был.
– Медальон моей жены…
Полковник побледнел. Если эта вещь попала в руки гестаповцу, мало оставалось надежд услышать что-либо утешительное о человеке, которому она принадлежала.
– Где вы его взяли?
– почти шепотом спросил полковник.
Долго пришлось допрашивать гестаповца, прежде чем удалось установить, что медальон ему «подарил» житель деревни Подлипки - Каспер Зубрицкий.
Офицеры развернули карту.
– Это совсем недалеко.
– Поедем!
– приказал полковник.- Времени мало. Торопиться надо…
В ПОДЛИПКАХ
Час спустя «виллис» въезжал в деревню Подлипки. Из всех домов выбежали люди. Они махали руками, взволнованно приветствовали советских офицеров, а когда машина остановилась, плотно обступили ее.
– Здесь живет Зубрицкий?
– обратился полковник к людям.
– Здесь, здесь, вон в том большом доме,- ответило ему сразу с полсотни голосов.
Тотчас же по толпе разнеслось:
– За Зубрицким приехали… Достукался.
Уже несколько человек выводили Зубрицкого из дома. У Одноглазого тряслись руки, лицо было бледно как полотно.
– Скажите,- спросил полковник,- вы дали немцу этот медальон?
Зубрицкий с удивлением рассматривал медальон, как будто видел его впервые.
– Нет,- ответил он наконец.
– Милый человек,- сказал полковник как можно ласковее. Он не знал, с каким «милым» человеком имеет дело. Думал, что крестьянин просто испугался.- Милый человек, для меня это очень, очень важно.