Мальчишки-ежики
Шрифт:
Размеры паровозоремонтных мастерских, вытянувшихся почти на километр, потрясли фабзавучников. Литейный цех оказался обширным, как ангар. Под грязной застекленной крышей, гудя и позванивая, разъезжали два мостовых крана, помогая формовщикам разнимать огромные опоки, а плавильщикам — развозить наполненные расплавленным металлом ковши. Со всех сторон трещали автоматические трамбовки, шипел сжатый воздух. Гудели, каждая по-особому, сталеплавильная печь и вагранка. Здесь люди не говорили, а кричали. В темных очках и широкополых войлочных шляпах плавильщики походили на мексиканцев.
Фабзавучников мастер усадил в своей конторке. Глядя на подростков боком, словно курица, предупредил:
— Товарищи огольцы! Цех горячий, строгий. Если будете баловать да бегать по нему — можно угодить в незастывший металл. А это значит — костыли. Можно остаться без ноги или еще хуже… сгореть. Если замечу хоть малое озорство, отниму рабочий номерок. А без него, известно, в мастерские не пустят. Пойдете плакаться к своему начальству. Ясно-понятно?
Мастер велел фабзавучникам очистить в дальнем углу цеха обширный участок от хлама, затем приказал наносить формовочной земли.
— Разделитесь на две бригады, выберите старших, — посоветовал «Ясно-понятно». — Первое время будете выполнять простую работу: формовать тормозные колодки. До вас двадцать пять опок в день выставлял вот тот, носатый, — указал он на высокого детину в заношенной спецовке. — Перекроете его?
— Постараемся, — ответил Маслюков.
Разделившись на две группы, «футболезцы» выбрали старшим Лапышева, а не игравшие в футбол — спорщика Мотю Седунова. Бригады сходили в конторку и принесли восемь сильно изношенных, с облупленной краской моделей. Они действительно были просты — без всяких выступов и отверстий. Восемь изогнутых брусков. Если приставить один к другому, — получится колесо.
— Работенка для дикарей из племени ньям-ньям, — определил Виванов. — Вот так производственная практика!
Но делать было нечего. Чтобы не оплошать, работали не спеша, сменяя друг дружку. Остальные же, усевшись вокруг, кто на пустых опоках, кто на ситах, курили и давали дурашливые советы.
К гудку в дальнем конце цеха под заливку выстроилось только шестнадцать опок.
— Негусто, — сказал мастер. — За пару болванок платят по тридцать восемь копеек. Значит, за смену вы заработали шесть целковых с грошами. Всем даже на обед не хватит. Неважнецкие из вас кормильцы!
На другой день, чтобы не слышать попреков, фабзавучники заполнили весь свой угол готовыми формами. А мастер опять недоволен:
— Где же тут у вас заливщики пройдут? Мне больше тридцати форм не нужно. Чугуну не хватит.
В других цехах фабзавучников приняли еще хуже. Старые производственники привыкли работать с подручными: «Ванька, подай… Ванька, сбегай… Ванька, притащи». Чтобы выучиться мастерству, они сами в юности по пять лет были на побегушках. Этого ждали и от новичков. А те заартачились:
— Мы учиться пришли, а не за папиросами бегать да стружку подметать.
Многие фабзавучники неприкаянными бродили в цехах. И производственники не обращали на них внимания.
— К чему мне такой подручный, — говорили некоторые из них. — Он не слушается, грубит, а я тронуть его не смей. Разве так выучишь?
В механическом цехе для низкорослых токарей отвели угол, где стоял огромный строгальный станок. Мастер закрепил чугунную болванку, приладил к суппорту резец и пустил в ход.
— Наблюдайте, — сказал он, — учитесь. — А сам ушел.
Работа на строгальном простая: суппорт движется над болванкой взад-вперед и срезает с нее резцом стружку. Только смотри за станком, а делать ничего не надо.
Ходили мальчишки с девчонками вокруг станка, ходили… пока не надоело следить за резцом. Копнов от скуки придумал себе занятие.
— Ребята, глядите, какой я трюк покажу!
Он взобрался на станину, подождал, пока к нему подойдет суппорт, и разом оседлал его. Сел верхом и разъезжает. Из-под резца искры брызжут и стружка отлетает.
Других мальчишек зависть взяла, им тоже захотелось перед девчонками удаль показать.
— Слезай, что ты так долго катаешься!
Копнов изловчился и прыгнул на цементный пол. Его место занял самый вертлявый токаришко, но не очень храбрый — Вовка Пушко. Устроившись на суппорте, он побледнел, съежился и с опаской поглядывал на вылетавшие искры. Чего доброго, можно в станок угодить.
— Нет, лучше я в другой раз, — через минуту сказал он.
— А тоже просился! Вот как надо сидеть, — бравировал Копнов, опять залезая на суппорт.
В это время из-за станков вышел мастер и крикнул:
— Вы что, стервецы, делаете? Живо слезай!
Копнов спрыгнул, да неловко: зацепился карманом за болт! Его потащило к шестеренкам.
Девчонки завизжали.
Мастер дернул за приводной ремень, сорвал его со шкива. Суппорт остановился.
— Паршивцы! — закричал мастер. — Рано вам самостоятельность дают. Сами, подлецы, покалечитесь и других под тюрягу подведете! Вон все из цеха!
Набедокурили и монтажники. Привели их в депо, где ремонтировались паровозы, поставили в сторонке и сказали:
— Стойте и смотрите. Привыкайте к паровозному делу.
А кому охота просто так торчать? Фабзавучники разбрелись по депо, принялись у слесарей работу выпрашивать. Те позволяли парнишкам буксы протирать, чистить от нагара топки и трубы.
За два дня фабзавучники так извозились, что стали похожи на трубочистов. Паровозники смеялись.
— Ничего, привыкайте, от мазута еще никто не умирал.
Фабзавучникам конечно хотелось слесарной работы — пошабрить, пригнать, подпилить. А им продолжали давать самую никудышную работу подсобников. Почисти… керосинцем промой… ветошью протри.