Малец
Шрифт:
– Васька, давай в тепло, - крикнул Архип, но тот махнул рукой, поджигая содранную с ближайшей березы бересту. Стрельцу осталось только сплюнуть и закрыть кошмой узкий вход в шалаш.
Впрочем, уже через час пришлось сменить гнев на милость, так как подросток просунулся в убежище с котлом исходящей паром каши:
– Мороз звенит, - сообщил он сотнику, - нельзя в такую погоду на дорогу выходить, дых сожжем.
– Чего?
– Вытаращил глаза сотник.
– Как это сожжем?
– Да так и сожжем, - кивнул малец, - мороз когда звенеть начинает? Когда он дюже лют становится и горло на раз студит, да студит незаметно, а когда замечают уже поздно становится, сухонь уже привязалась.
– И что? Считаешь еще одну ночь надо сидеть? А коней чем кормить, овса-то на треть торбы осталось?
– А что кони, - возразил малец, - мы их до сего дня сыто кормили, до завтра легко протянут. А вот если сейчас двинемся и коней и себя поморозим, а завтра небо затянет стужа и кончится.
Любим, сразу мальцу не поверил и выскочил проверить наружу. Вернулся он довольно быстро:
– Ну, если завтра мороз ослабнет, тогда конечно, - ворчал при этом сотник, однако свою команду готовиться к выходу отменил.
Следующим днем небо действительно затянуло хмарью, вниз посыпался мелкий колючий снежок и стужа отступила. В путь отправились как и запланировали примерно во второй половине дня, хотя черт его знает, солнца не видно и точно время определить невозможно. Дорога оказалась неожиданно трудной, только теперь до Любима дошло, что в решении переждать стужу не обошлось без промысла божьего, могли бы не дойти. А еще, чего странного он заметил, что тот малец, которого они везли с собой, переносил путешествие куда легче, чем умудренные опытом мужи. Когда все на привале валились с ног, тот успевал развести костерок, наварить крепкого взвара, да еще разнести по служивым. Откуда у него силы берутся?
– Слышь, Васька, - как-то спросил его Архип, - вот всех нас здесь от холода крючит, а тебе все нипочем, почто так? Или все сибиряки научены стужу не замечать.
– Сибиряк это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто хорошо одевается.
– Тут же выдал подросток.
– У вас одежа не для сибирских морозов, от того и крючит, а у меня мех на голое тело, он пот в себя забирает, потому и холод меньше чувствуется.
– Так это ты потому каждый день свою поддёвку меняешь?
– Ага, одну снял и на мороз, чтобы сырость ушла, а другую одел, на весь день хватает.
– Вон, оно что, - протянул Архип, - так ты говоришь и нам нужно такую одежу завести?
– Вам нельзя, - замотал головой малец, - у вас дело служивое, мерзни, а терпи.
– 'И точно', - подумал тогда Любим, - 'мерзни, а терпи. Полковая форма это святое'
Однако прошло немного времени и все в его отряде обзавелись парой меховых рубах без рукавов, которые малец обозвал душегрейкой, а и правда, стало много теплее.
После Красноярска то ли дорога стала лучше наезженной, то ли люди привыкли к сибирским морозам, но передвигаться стало значительно легче, а уже к середине января вышли к Тобольску.
Стольный град
Тит Васильевич Раевский недавно назначенный воеводой в Тобольск, кряхтя поднялся с широкой лавки, опираясь руками на бедра, и встав схватился за спину. Прострелило знатно, аж в глазах помутилось.
– 'Вот же зараза привязалась, и где только умудрился так спину застудить?' - Думал он, пережидая приступ боли.
– 'Поостеречься бы надо, а то годы берут свое, шутка ли, шестой десяток идет'.
Но как бы то ни было, а служба есть служба, тем более такая, тут уж шипи от боли, а службу правь. И зачем только его из Томска выдернули? Все же знают, что уже назначен на это место Черкасский Михаил Яковлевич, ближник царя Петра, и новгородский воевода, он должен был в должность еще летом прошлого года вступить. Но нет, не приехал вовремя, что-то затянул с переездом.
А вот предыдущий воевода Нарышкин, Андрей Фёдорович который, отчего-то в немилость впал, хотя и не должен был, все ж таки родственник царицы, но тут сложно все, видимо между царем Петром и его родней разлад приключился.
И вообще, заканчивать с этим воеводством надо, сидишь как на пороховой бочке, а вокруг все с факелами бегают, стоит за какой искрой не уследить и полыхнет... Вон только первый год все в колею вошло, а так бунт за бунтом, в Красноярск трое воевод сменилось, и еще сменится, потому как все одного поля ягоды. Совсем Бога не боятся, как сядут в приказ, так сразу в казну как в свою кубышку, и еще следствие заведут, чтобы грабить служивых почем зря. Хорошо еще, что в Томске все быстро закончилось, но напугали знатно, не раз потом себя хвалил за то, что вовремя зачинщиков в оборот взял. Эхх...
Одевался Тит Васильевич долго, потому, что сам, а надо бы спальника завести, хватит уж красоваться, пора честно признаться, кончилось то время, когда все сам делать мог. Ну вот, вроде и все, осталось кафтан на себя водрузить, но дело не пошло, стоило только попытаться изогнуться, чтобы просунуть руку в рукав, как опять прострелило, и на этот раз гораздо сильней:
– Тишка!
– Взревел он, когда сумел отдышаться.
– Где ты там пропал, мерин плешивый.
За стеной что-то ухнуло, а через пару мгновений приоткрытую дверь проснулась заспанная косматая рожа:
– Звал Тит Васильевич?
– Опять дрыхнешь, когда делом должен заниматься?
– Рыкнул воевода.
– Совсем от рук отбился, надо Евсею сказать, чтобы попотчевал тебя батогами на конюшне.
Дверь открылась шире и Тишка быстро, но плавно перетек в комнату:
– Так чего делать-то надо, Боярин.
– Чего? Чего? Ослеп что ли? Помоги кафтан надеть.
– А, это запросто, - обрадовался Тишка и подскочил к воеводе.
– Вот, это другое дело, - подобрел воевода, когда быстро, но аккуратно Тишка выполнил требуемое, - все иди, не нужен боле.