Маленькая хрустальная пирамидка
Шрифт:
– А я им совет заготовил: если берёшь в руку, свешивай её с края стола. Как отключишься – шарик сам и выпадет…
– Ты же знаешь, как люди советов слушают… Это ж сколько б ты народу у нас этим браком погубил бы?
– Да ла-а-дно… – несмотря на растекающиеся вокруг него по бетонному полу кровавые разводы, контрабандист явно развеселился: наверное, Стаки переборщил с противошоковым. – О чём беспокоиться! Кто за такой амулет взялся, тот и так уже, считай, человек конченый… Чуть раньше или чуть позже… А так раз – и сразу Вечная Любовь… Зато у меня какое к тебе предложение! Забирай оружие и отпускай меня! А потом половина всей
Брезгливо поморщившись, я пропустил мимо ушей это заманчивое с точки зрения профессионального злодея предложение.
В этот момент Стаки как раз протащил мимо нас длинные зелёные гермоящики с оружием: держа оба за ручки с одной стороны, другим концом он нещадно волочил их по бетонному полу. Я посмотрел на него. Потом на дальнюю стену, вдоль которой заряжались поющие хрустальные шарики. Их голубоватое сияние слегка изменило оттенок. Или мне только показалось…
Стаки с громом и скрежетом распахнул левую створку ворот сарая: не таков наш лейтенант, чтобы протискиваться с ящиками в перекошенную узкую дверцу. Тут же стало светлее. Фары нашего джипа, стоявшего прямо за воротами, создавали сияющее облако, разлетающееся слепящими искрами водяных капель. За этим сиянием угадывалась чёрная глубина дождливой ночи. Свежий порыв влажного ветра прошёлся по сараю, слегка разбавив здоровыми ощущениями навязчивый рыбный запах, к которому я уже успел было притерпеться.
Я ещё раз оглянулся. Да, в свете фар стало очевидно, что к голубому свечению амулетов Вечной Любви, в которые производственный брак превратил и без того очень вредные для нормального человека поющие хрустальные шарики, добавился какой-то неприятный зеленоватый оттенок. И, кажется, с каждой секундой его становилось всё больше…
Я всем нутром почувствовал что-то нехорошее. Оно надвигалось всё ближе, а я никак не мог понять, откуда. В чём же дело? Я посмотрел под ноги. На полу повсюду была вода. Крупные холодные капли то там, то здесь сыплющиеся сверху, уже выбивали фонтанчики в мелких лужицах на бетонном полу. Задрав голову, я оглядел крышу. В некоторых местах Рум её просто изрешетил. Где-то посверкивала в лучах развешанных по стенам прожекторов частая капель, а где-то серебрились целые струйки…
Вода! Что-то такое я помнил про воду и поющие хрустальные шарики. А, вот! Они от воды сразу выключались. Надолго. Срабатывал предохранительный блок. Что-то в них портилось… Кажется, менялись спектры модулированного излучения, частоты и амплитуда… Куда-то в негативную область восприятия… А ещё увеличивалась дальность воздействия, значительно увеличивалась. Так-то ладонь нужно держать над самым шариком или вообще взять его в руку, если уж во все тяжкие… А с водой становилось несколько метров… Сколько именно? Я не успел это вспомнить…
Вдруг словно огромная страшная рука сжала всё у меня внутри… Я сразу познал и глубокую душевную боль, и бесконечную тоску… Несмотря на стимулятор… Видимо, порченые шарики теперь действовали достаточно далеко, чтобы… А ещё их тут, в сарае, двести пятьдесят штук… И ни в одном нет предохранителя… И все они подключены к промышленному магистральному волноводу… Цепочки светящихся точек вдоль стен, ставшие уже почти ядовито-зелёными, плавали у меня перед глазами. Вот тебе и Вечная Любовь, только оборотная её сторона…
В открытых воротах показался Стаки – мой мозг, загруженный наведённым страданием, с большим трудом сумел обработать этот образ.
– Наши подъехали! – радостно крикнул напарник и взмахнул рукой.
– Беги! – надрываясь, крикнул я что есть силы. – Танк, беги прочь!
А потом подкатило ЭТО. То, что нельзя передать словами. Точный и совершенный антипод полной благодати. Бесконечно сильный. Бесконечно чёрный. Созданный этим оптоэлектронным инопланетным дерьмом, подключённым к магистральному волноводу… Мы с контрабандистом, не сговариваясь, заорали оба. Но я даже не услышал своего голоса, хотя расходовал все свои лёгкие на какой-то совершенно дикий вопль…
Конец всему, мир меркнет перед глазами… Сердце почти остановилось. Внутри дикая боль. А поверх этого – абсолютное горе. Абсолютное, как чернота Вселенной… И только я, маленький человечек, стою посреди старого сарая с простреленной крышей… Я уже почти умер в этом безрадостном месте, и лишь душа моя замешкалась, и всё бьётся снизу в бесчисленные дырки, оставленные очередями плазмоидов, стараясь вылететь в небеса…
Но вдруг я обнаружил, что эта маленькая смешная фигурка в подгорелом снизу плаще почему-то подчиняется моей воле. Говорят, что так Великая Мать даёт тебе исполнить Последнее Дело на этой земле… И какое же будет моё последнее дело? Я слышал, об этом нельзя размышлять – разум введёт в грех… Нужно душе довериться… Получается, что моим Последним Делом будет спасать эту многорукую сволочь… Я хватаю лежащего контрабандиста за торчащую кверху парализованную механическую руку, и моя фигурка что есть силы тащит грузное тело по окровавленному бетону. Она всё тащит, бедная, а мне и грустно, и смешно… Нет бы что-то возвышенное досталось, например, Валлти поцеловать. И Вечная Любовь…
Какой-то хруст, фары в глаза, и хлёсткий удар стены мокрого щебня в лицо…
Темнота…
Темнота!
Холодный дождь лупит по непокрытой голове.
Но я словно падаю куда-то сквозь всё это…
А, нет, уже не падаю…
Чувствую щекой острые кромки грязных камешков гравийной площадки перед сараем.
Дотащил? Ну надо же…
Да ещё и сам жив остался…
Видать, Великая Мать в этот раз пощадила меня за примерное поведение. Ну как же: думал о высоком, а делал то, что по долгу положено…
Над головой ругань. Это Стаки.
Я с огромным трудом приподнимаю голову.
Напарник рядом, он стоит на коленях, тяжело дышит и вертит в руках свой шлем. Шлем так блестит в свете скрещенных лучей автомобильных фар, что в глазах рябит. Или это просто в глазах рябит? Светлые волосы друга слиплись и торчат во все стороны маленькими рожками, а с длинного носа капает дождевая вода. Но он не замечает этого – озабоченно стучит по шлему ладонью.
– Прикинь, изображение пропало и звук, – говорит он, судорожно вдыхая влажный воздух.
– Защита, наверное, сработала, – вяло отвечаю я, пытаясь приподнять себя с поверхности планеты. – Против сенсорного шока… Это секунд на десять…
Наконец я сел. Голова кружилась. В ушах шумело.
– А ты-то сам как? – через силу спросил я и даже попытался залихватски улыбнуться. Улыбка получилась как раз на диагноз для санитаров.
– Я-то? – Стаки наконец отвлёкся от шлема и потрогал свой маленький, совсем не мужественный подбородок. – Как в котёл кипящий бросили! И ведь только из-за створки ворот немного высунулся… Увидел, что ты прямо на выходе упал…