Маленькая красная кнопка
Шрифт:
— Дай вдохнуть, — отвечаю из последних сил и вонзаюсь ногтями в его руку, ещё в начале монолога ослабившую хватку. Вот теперь я задыхаюсь от эмоций. — Я не буду обсуждать это сейчас, есть проблемы похуже, — говорю самое разумное, на что была способна.
— Нечего тут обсуждать, — отвечает недовольно, — кто этот пижон?
— Госнаркоконтроль, — отвечаю, внезапно начав давиться смехом.
— Чего? — ахреневает Соболев.
Разворачиваюсь, делая шаг назад, и театрально развожу руки в стороны.
— Ты
— Объясни. Столько херни в голове, лучше объясни…
— А что первое приходит в голову? — хмыкаю, глядя с озорством. Забавно видеть растерянность на его мужественном лице.
— Что ты бухая и плоско шутишь, — кривится в ответ.
— Не хочу тебя огорчать… хотя, погоди, именно это и хочу, — продолжаю говорить с усмешкой, а Тимур молча идёт в сторону лестницы в подъезд.
Молча наблюдаю, как он уходит, теряясь в догадках, но через минуту он возвращается с моим раскладным стулом, подхватывает меня под живот и вместе со мной садится, откинувшись на спинку.
— Это ещё что за пируэт? — спрашиваю ворчливо.
— Это что-то типа «ноги меня не держат, но слинять я тебе не дам, пока не объяснишь».
— Да хрен тебе, — хохотнула в ответ. — Ты расскажешь мне всё, что знаешь. Всё! Моему сыну не нужен папаша-уголовник, в этом нет ничего прикольного, я по себе знаю. Так что, если не хочешь прослыть донором спермы, вещай.
— Ты такая сексуальная, когда командуешь, — хмыкает мне в шею. — Интересно, а что, если продолжить разговор в более горизонтальной плоскости…
— Я прекрасно ощущаю, что тебе сейчас интересно, — прерываю его строго, — я сижу на тебе!
— И ни о чём другом думать я уже не могу, — вздыхает покаянно.
— Госнаркоконтроль! — повторяю визгливо, но его руки уже полезли под подол платья. — Тимур, я не хочу…
— А вдруг меня посадят и у нас не будет даже шанса? — применяет разом все запрещённые приёмы, а я вцепляюсь в его руки.
Даже думать об этом не хочу. Не сейчас, не здесь.
18
— Зараза, — выдыхаю обречённо и пристраиваю щёку на его груди, продолжая сидеть верхом.
— Когда признаешь, что сопротивляться бессмысленно, станет немного легче, — отвечает слишком серьёзно и я чувствую, с какой силой долбит его сердце.
— Теперь мы можем обсудить будущее сына? — спрашиваю недовольно.
— Я ещё в тебе, — хмыкает мне в голову, — мы можем обсудить что угодно, только не двигайся.
— Тимур, мы влипли, — говорю хмуро, — ты, Ибрагим, я. Это не шутка, это не смешно.
— Я и Ибрагим — понятно, — Тимуру резко становится не до веселья. — Это было вопросом времени. Ты-то каким боком?
— Ты бизнесмен, Соболев, — хмыкаю в ответ, — но я — переводчица бизнесмена. Все твои уловки я знаю, как свои пять пальцев. И, знаешь, что?
— Что? — уточняет невинно.
— Хер
— Ты же понимаешь, что я через пару часов и так буду знать ответ? — спрашивает с умилением в голосе. — Он довёз тебя до дома на своей тачке, выяснить, кто он такой — проблем никаких.
— Но ты понятия не имеешь, что у него на меня есть, — пожимаю плечами в ответ. — И либо тебе начхать, посадят меня или нет…
— Не неси херни, — морщится, принимая вертикальное положение. Какой же красивый, зараза! Весь!
— Оденься… — бурчу недовольно и пытаюсь отвести взгляд, но вместо этого начинаю разглядывать его с удвоенным рвением.
— Разговора не выйдет, — отвечает сквозь зубы и быстро одевается, — план такой. Спускаемся к тебе, моемся, вместе, разумеется, после переползаем на кровать, там ещё какое-то время обсуждаем условия соглашения и потом можешь задавать любые вопросы.
— Ты осознаёшь, что установил цену за секс? — не то чтобы я была против, но формулировка всё равно напрягает.
— Да, — отвечает коротко, быстро одевается и берёт меня за руку, — но мне плевать. Два года мозги как в тумане, мне нужен луч света. И это — ты.
Возле лестницы отпускает мою руку, но спускаюсь я не в полумрак подъезда, а в реальность. Смотрю на последнее сообщение от мамы, которую предупредила, что съезжу домой, вижу фото сладко спящего сына и слышу сопение рядом.
— План такой, — говорит Соболев тихо, — ты переодеваешься и смываешь остатки косметики, которую я не успел слизать. Кажется, на ресницах ещё есть немного туши, но это не точно…
Поворачиваю голову и смотрю на него совершенно другими глазами. Или это просто очередная умело сыгранная партия? Понял, что ничего не светит и подыграл?
— Ну, чего? — спрашивает с улыбкой.
С искренней, открытой, честной. Без привычной усмешки, без язвительности.
— Ничего, — быстро отворачиваюсь и торопливо спускаюсь в квартиру.
Можно влюбиться ещё сильнее? Внутри столько нежности, аж распирает. Ничего общего с той поглощающей страстью, с туманящей разум похотью. Аж страшно…
Стаскивая платье у него на глазах, краем глаза слежу за реакцией. Смотрит, пожирает взглядом, но не подходит, руки сунул в карманы и облокотился спиной на входную дверь. Разглядывает так откровенно, так внимательно, что мне становится неловко. Это в темноте, на крыше я вся из себя такая раскованная, раскрепощённая, с ветром в волосах и в голове, по факту же уверенность в себе сыграла в ящик с первой растяжкой, а уж после того, как перестала кормить грудью, реанимировать её было и вовсе поздно.