Маленькая леди и принц
Шрифт:
Папа поднял руку. Я, решив, что он хочет попросить прощения, тотчас умолкла. Отец прищурился.
– Что ты сказала?
Я снова взбесилась.
– А чего ты недопонял? Того, что пользуешься мной? Или того, что не должен совать нос в мои дела?
– Того, как Джонатан собирался воспользоваться моей суммой.
– Мартин! Да как ты можешь? – прокричала мама. – Сейчас же извинись перед Мелиссой!
Я сидела, хлопая ресницами, а папино лицо принимало выражение наигранного раскаяния. Впрочем, нет, присмотревшись внимательнее, я решила, что огорчен папа вполне искренне.
– Мелисса, дорогая, мне очень жаль, что ты в таком расстройстве. И очень жаль, что была вынуждена расторгнуть помолвку. – На мгновение его взгляд наполнился сочувствием, но в следующую же секунду наружу вырвалось то, о чем он в самом деле сожалел. – И как же этот прохиндей собирался меня надуть, а?
У меня задрожали руки, колени и голос.
– Неужели это для тебя важнее, чем мои чувства? Ты… ты настоящее чудовище!-
Папа вздохнул и снисходительно посмотрел на меня.
– Мелисса, дорогая моя девочка, это же бизнес. Советую тебе научиться не смешивать его ни с чем другим, а то никаких нервов не напасешься.
Я пронзила его исполненным ненависти взглядом.
– Мне тридцать лет. Я давно не твоя маленькая девочка! Если бы ты не таскал за собой повсюду малыша Эмери,– проревела я,– клянусь, я бы выплеснула тебе скотч в физиономию!
Я вскочила и почти в слезах устремилась прочь из комнаты. Папа, глядя на маму широко раскрытыми от изумления глазами, посторонился, давая мне дорогу. Проходя мимо, я в неожиданном порыве схватила его за дурацки начесанные волосы и дернула. В моей руке остался клок, похожий на шерсть облезлой лисицы.
К моей великой радости, Берти вдруг залился ревом, да таким, остановить который явно было непросто.
Живи я в идеальном мире, тотчас выскочила бы вон, села в машину и, празднуя победу, умчалась. Или, если бы перед домом меня ждал «бентли», я уселась бы на заднее сиденье и попросила Рэя отвезти меня назад в Лондон. При нынешнем же раскладе, после почти целого стакана скотча, мне пришлось задержаться дома. Я решила отсидеться где-нибудь на верхнем этаже.
Прогуливаясь по коридору под неусыпными взорами представителей Ромни-Джоунсов и портретами совершенно посторонних людей (их покупали на аукционах, чтобы не пустовали места картин, которые папин дед тайно продавал, чтобы подлатать крышу), я мало-помалу успокаивалась.
Во всяком случае, ты все высказала, думала я. И больше не придется таскать этот груз. Значит, все не так уж и плохо.
По давно забытой привычке я направилась на чердак. Мы с Эмери частенько ускользали туда в детстве, чтобы спокойно поиграть в дартс и не видеть остальных обитателей дома. Я не особенно удивилась, обнаружив там сестру. Она читала журнал «Хит», пила горячий шоколад и курила сигарету.
– Не бойся, это всего лишь твоя сестра,– поспешила объявить я, когда Эмери вскочила на ноги и попыталась спрятать и первое, и второе, и третье.
– Выглядишь ужасно,– сказала она с прямотой, больше свойственной Аллегре.
Как выяснялось, с рождением Берти у меня появился не только племянник, но и новая сестра. С Эмери будто сдернули покров неопределенности, и из-под него вышла она настоящая, довольно крепкий орешек.
– Лучше угости шоколадом,– проворчала я.
– Серьезные проблемы? – спросила она.
– Можно сказать, да.
Я поведала ей обо всем, что случилось.
– А знаешь, мне кажется, в определенном смысле папа действительно делал это ради тебя, задумчиво протянула Эмери. – Тебе он об этом никогда не говорил, но нам с Аллегрой все уши прожужжал о том, что ты единственная из нас троих смогла твердо встать на ноги, зарабатываешь деньги. – Она задумалась. – Мы же для него –две лежебоки. Живем не с мужьями, но на их денежки.
Я решила, что она неудачно пытается пошутить.
– Что?
Эмери тряхнула у меня перед лицом своими длинными волосами.
– Да нет, ничего особенного. Забудь. А может, он просто решил устроить для тебя нечто вроде запасного брачного соглашения? Обезопасить твой бизнес своим вмешательством? Знаю, мои слова звучат странно, но ведь в этом весь папа. Другим он никогда не был. Разве не так?
– Обезопасить мой бизнес? От Джонатана? Мне снова захотелось плакать.
– Впрочем, откуда мне знать? – сказала Эмери, пуская в ход более привычную тактику уклончивости. – Может, чтобы больше об этом не думать, послушаешь меня? Моя жизнь в последнее время – сплошной кошмар…
Я отведала шоколада и устроилась на старом диване «Честерфилд», а Эмери затянула длинную– длинную и весьма печальную песню о бывших женах Уильяма, о папиных экспериментах над Берти, о нескончаемых попытках Аллегры заставить маму вязать мутантов и о тяготах материнства в целом.
– Няню Эг я уже готова придушить, честное слово, Мел. А папа не хочет от нее избавляться, потому что мучить ее во сто раз приятнее, чем любое другое живое существо. Это он так говорит.
– Где она сейчас? – спросила я.
– У нее сегодня полдня выходных. Наверное, покупает себе новую метлу. – Эмери отправила в рот еще одну ложку шоколада, и я забрала у нее чашку. – Можешь себе представить: сегодня утром она отняла у меня i Рod. Заявила: радиоволны вредны для ребенка. А он мне нужен,– добавила она, обращаясь, как казалось, больше к себе, нежели ко мне. – Мне нужны песни про дельфинов.
– Пойдем заберем его. – Я поднялась с дивана и отряхнула пыль с юбки. – Пошли,– повторила я, глядя на неимоверно большое темное пятно, образовавшееся в том месте, где я сидела. – Сейчас ведь самый подходящий момент.
– Что с тобой происходит? – требовательно спросила Эмери.
Я поджала губы.
– Во мне проснулся бесенок.
В детстве нам не позволялось даже заглядывать в комнату няни Эг. Поэтому, несмотря на то? что в течение пятнадцати лет она пустовала, точнее, считалась комнатой для гостей, на цыпочках приближаясь сейчас к ней, мы по привычке боязливо втянули головы в плечи.
– Думаешь?.. –прошептала Эмери, поворачиваясь ко мне.
У меня еще не прошел боевой запал после столкновения с папой. И потом, явовсе не боялась няню Эг, особенно когда ее не было дома.