Маленькая ложь Бога
Шрифт:
Столько переживаний за несколько минут — не много ли на одного человека? Могу себе представить, что происходит с остальными! Ведь им, кроме всего этого, приходится еще и примириться с мыслью, что Бог таки существует! Бедняги… У них явно ум за разум должен заходить!
Как бы то ни было, я все еще живу, вернее — существую так или иначе, и, думаю, в глубине души мне от этого легче. Кроме того, со мной мой Друг; и несмотря на его вранье, я рад быть рядом с ним. Спускаясь по ступенькам, я оборачиваюсь, он улыбается мне своей доброй улыбкой, и я, как всегда,
Так что я изо всех сил стараюсь не улыбаться ему в ответ, а наоборот, хмурюсь еще больше. На языке у меня вертится сто, нет — тысяча вопросов, но я ни за что не доставлю ему такого удовольствия.
Решено: с этой минуты я не издам больше ни звука.
«А это еще что такое?»
Моя решимость молчать продержалась секунд сорок пять. Ничего страшного, бывало и хуже: например, как-то в Новый год я принял благоразумное решение ровно в полночь бросить курить и тут же закурил, чтобы его отпраздновать. Надо все же сказать, что от такого зрелища и немой заговорил бы: бесконечная лестница медленно закручивается в гигантскую спираль, последние ступени которой теряются где-то далеко внизу. У подножия этих ступеней ярко зеленеет молодая травка неведомого сада, усаженного, сколько хватает глаз, прекрасными цветами и деревьями. Сквозь сад, извиваясь и журча, тихо бежит хрустально-светлая речка.
— Это Сад.
— Эдем?
— Нет.
— Так что же?
— Просто Сад.
— Ну ты и зануда, честное слово… Так что, я теперь тут и останусь?
— Да.
— Ну-у-у…
— Что такое?
— Ну-у-у, на вид он, конечно, красивый, этот твой Сад, но выглядит при этом не слишком густонаселенным…
— Ты скоро убедишься, что вещи вовсе не обязательно таковы, какими кажутся на первый взгляд.
— Ну, до Диснейленда ему явно далеко!
— Окажи мне любезность, пожалуйста.
— Ты считаешь, что заслужил ее?
— Тогда скажу иначе: окажи себе любезность.
— Какую?
— Погоди минутку. Успокойся, перестань злиться. И не спеша полюбуйся тем, что видишь.
Я замедляю шаги и делаю глубокий вдох.
Значит, перестать злиться.
Просто полюбоваться тем, что я вижу.
Тем, что я всегда считал невозможным, даже когда уже знал, что Бог существует.
Раем.
Выдохнув постепенно весь воздух, я снова набираю полные легкие.
— И правда — красиво…
— Не то слово. Знаешь, практически все, спускаясь по этим ступеням, плачут, они испытывают настоящее потрясение, попав сюда и осознав, что с ними происходит… Но по мере того как они приближаются к Саду, в них что-то меняется. Слезы все еще текут по их щекам, но это уже не те слезы. У некоторых они постепенно превращаются в улыбку. Потому что этот вид утешает их.
Мне понятны чувства тех, кто прошел здесь до меня, — всех этих мужчин и женщин, как и я, впервые оказавшихся в этом месте.
На том свете.
Я пытаюсь представить себе Алису, мою Алису, ее потрясение, когда она спускалась по этим ступеням двадцать один год назад, после того как ее убил тот шоферюга; представить, как разрывалось ее сердце от разлуки с нами — со мной и с Лео, от того, что ей приходится оставить нас одних. От сознания, что никогда ей не быть вместе с нашим карапузом, которому тогда только исполнилось четыре года. Как это, наверно, было страшно для нее. С другой стороны, может быть, вид этого сада хоть как-то ее утешил? Может быть, ей стало легче, когда она узнала, что однажды — чем позже, тем лучше — мы встретимся здесь все втроем…
А мама? Сорок шесть лет прошло… Почти сорок семь. Она так мучилась от рака, это было для нее освобождением… Подумать только: ее ноги касались этой самой ступеньки, по которой теперь иду я… Мама… Уж она-то полностью осознавала, что с ней происходит. Что все это значит: Бог, смерть, сад… Думаю, она поняла. Ей понравилось то, что она увидела.
А отец? Как воспринял все это он? Он, сделавший мне самый страшный подарок, покончив с собой в день моего восемнадцатилетия, потому что продолжать жить дальше ему было невыносимо. В прощальном письме он признался, что до моего совершеннолетия еще как-то держался, но больше сил у него нет — ни на один день. Интересно, как он воспринял известие о том, что после его поступка жизнь не остановилась? Он тоже плакал, сходя вниз по этим ступеням? И что это были за слезы? Слезы отчаяния? Или сожаления? Пожалел ли он хоть на миг, что бросил меня одного, ведь у меня больше никого не было?
Но тут Господь Бог прервал поток моих мыслей, пока они не стали слишком мрачными:
— Отметь — я сказал, что практически все люди плачут. Но всегда есть исключения!
— Ну да! Возможно, я тебя разочарую, но боюсь, что в моем случае ты слез не дождешься!
— Я так и думал. Надо также сказать, что у тебя и шок был не такой сильный. Ты о многом знал заранее.
— Да, о многом. Только не о рае!
— Я тебе и раньше говорил, и сейчас повторяю: нет никакого рая. Так же как и ада.
— Тогда что же это за сад?
— Это — Смерть.
— Ну, ладно, хорошо, ты просто играешь словами. Прекрасный сад без конца и без края, речка, вьющаяся среди цветущих деревьев… Называй это как тебе угодно, но у нас именно так всегда описывали рай.
— Рай — это не декорация! Если это место действует так умиротворяюще, то только потому, что здесь люди должны находить мир и покой.
— Почему это «должны»?
— Я потом тебе объясню. Главное, заруби себе на носу: ты не в раю.
Мои ноги наконец покидают белый мрамор ступеней и ступают на зеленую траву. Я иду по саду — в первый раз. Роса приятно холодит босые ступни. За спиной снова раздается голос Бога:
— Человек, дитя мое, часть меня самого, брат мой, добро пожаловать в Сад. И в честь прибытия прими этот драгоценный дар. — Он протягивает руку вверх ладонью, на которой появляется маленький светящийся шарик. Шарик быстро растет, и вот это уже целый шар размером с глобус, внутри которого, словно кипящая лава, переливается оранжевый свет.