Маленькая ночная музыка
Шрифт:
Вот и фонтан-памятник по дороге на Витиню. Аввакум выходит из машины и тотчас ощущает лицом дождь. Ощущает и влажный холод, заползающий в рукава плаща, за воротник, ощущает мокрый, красный под габаритами, настил шоссе и свои ноги, занемевшие от долгого сидения. Поворачивается спиной к тихому, насыщенному влагой ветру, зажигает сигарету, пряча её в горсти от мелких капелек дождя. Справа — горные склоны, ёжащиеся под лохмотьями обнажённых кустов, над ними — вершины, хребет гор, мир равнодушный и вечный, мир молчания и безучастия, покоящийся на скатах, холмах и в падях между ними.
Вот он, фонтан-памятник, к которому он некогда приезжал с Ириной. Он помнит её белое платье и, если закроет глаза, снова увидит её. Сколько лёг прошло с тех пор? Лучше не закрывать глаза, не то в белом платье предстанет образ смерти —
Таких равнин нет, а есть мокрый каменный настил, что кажется окровавленным под габаритами его машины. Есть уравнение, которое необходимо решить, есть дом, построенный в стиле позднего барокко, который ждёт его. Тёмная, холодная ночь! Ты так близка мне, мы созданы друг для друга, будь же благословенна!
Полночь приближалась. Перед домом медленно прохаживался взад и вперёд милиционер. За парадным ходом, в небольшой передней, откуда начиналась чёрная лестница, дежурили два младших сержанта.
Аввакум вошёл в дом через чёрный ход. Спирали узкой лестницы привели его к высокой и тоже узкой двери с облупившейся, когда-то оранжевой краской. Здесь было сумрачно, в воздухе стоял затхлый запах пыли, под тускло мерцающей лампочкой висели потемневшие клочья паутины. Замок был старого образца, с двойной скважиной, и для того, чтобы отпереть его, Аввакуму пришлось воспользоваться своим универсальным ключом для сейфов.
Бледный луч электрического фонарика лизнул потолок, с которого спускалась трубчатая люстра в виде якоря. Лампочки были выверчены, исчезли и диски рефлекторов. Сунув в карман платок, через который он притрагивался к дверной ручке, Аввакум направил луч фонарика вниз, обвёл им комнату. Помещение было пустым, лишь один выпотрошенный венский стул стоял под прямоугольной рамкой единственного окошка. Этот инвалид напоминал нищих былых времён, калек первой мировой войны, приткнувшихся к стене на каком-нибудь уединённом перекрёстке, забытых и никому не нужных Напротив двери, через которую вошёл Аввакум, виднелась другая оранжевая дверь пошире — она вела, разумеется, в канцелярию олимпийской секции. Окошко — стоя на пороге, Аввакум ещё раз окинул его взглядом — выходило на улицу, от которой дом отделяла резная железная ограда, и находилось, вероятно, мег-ров на пять правее парадного хода.
Подсобное по отношению к парадному залу помещение, явно необитаемое, как сказал несколько часов тому назад предполагаемый виновник убийства на чердаке, не вызывало у Аввакума особенного интереса. Но так или иначе оно входило в список «скобок», которые предстояло «раскрыть» в первую очередь.
«Скобками» были физические следы на предметах, язык, на котором предметы поверяли ему свои тайны. Иероглифические письмена, которые выводили на дороги к невидимым мирам.
Стул, чьё войлочное сиденье было давно выпотрошено, — явно калека, с давних пор лишённый возможности служить кому бы то ни было. А вот окно, выходящее на улицу, кто-нибудь мог бы использовать для того, чтобы наблюдать за парадным ходом, следить, кто входит и выходит из дому и кто проходит по прилегающему или противоположному тротуару. Окно, хотя и немытое много лет, с паутиной на раме, все же могло кому-нибудь служить. В сущности, оно было единственным объектом в этой заброшенной комнате, который заслуживал некоторого внимания. И в самом деле, из окна должен открываться какой-то обзор, это совершенно очевидно: в конце концов из любого окна должен открываться какой-то обзор. Но предлагать (нечто предметное) — это одно, а принимать — это уже совсем другое, не так ли? Для того, чтобы принять что-либо, должен существовать двусторонний контакт, осуществить какое-то движение, одолеть какое-то расстояние. А когда человек одолевает какое-либо расстояние (чтобы воспользоваться предложенным), он непременно оставляет следы за собой (или вокруг себя), он непременно разговаривает с одним или несколькими предметами, ибо делающий предложение не существует
В данном случае использование обзора могло быть осуществлено исключительно путём преодоления расстояния между окном и обеими дверьми. Впрочем, это можно было установить немедленно, поскольку деревянный пол нежилой комнаты не подметался уже много месяцев, если не лет.
Опустившись на колени у самого порога, Аввакум повернул направо подвижное выпуклое стекло своего фонарика, чтобы освещаемое пространство оказалось в фокусе, и направил пучок света на пол. И в тот миг, когда луч упал на потемневшие доски, когда запылённые половицы показали ему часть своего обветшалого лица, — в тот миг страшная перегруженность, непроницаемым туманом наслоившаяся в его душе, рассеялась, исчезла, растаяла, словно пронизанная некоей молнией, собравшей в себе все атмосферное электричество. В сущности, это магическое действие оказал простой след башмака, самым бесхитростным манером оставившего на пыльном полу отпечаток подошвы. Так вдруг вырвавшийся из глубокого ущелья буйный ветер рвёт на клочки и рассеивает туман. И солнце, весёлое солнце освещает охотника, одурманенного туманом, который спутывал его шаги, манил ко сну у неостывшего очага, обещал рюмку коньяку и часы сладкого ничегонеделания в кресле-качалке… Аввакум стоит на коленях у порога, и свет его фонарика обшаривает пол. Он открывает жизнь в этой обстановке, как охотник открывает в какой-нибудь местности дичь — по утоптанной там и сям траве, по откушенным веткам, по коре молодых деревьев, на которой остались видимые следы зубов голодного зверя.
Мозаика следов между дверью и окном. Та дверь, которая ведёт в зал, в помещение олимпийской секции, удалена от потока следов, между нею и следами лежит чистое пространство, гладкий слой пыли, на котором ровно ничего не заметно. Это показывает, что дверь давно не открывалась, что никто не проходил по диагонали, связывающей дверь с окном. Тот, кто пользовался обзором, который предоставляет окно, не проходил через помещение олимпийского комитета. Об этом говорит чистое пространство между потоком следов и дверью, и Аввакум ему верит, ибо предметы всегда искренни, хотя зачастую и участвуют помимо своей воли в фальшивой игре людей.
Два предположения не терпят никаких оговорок и сомнений, несмотря на то, что освещение неравномерно и весьма скудно. Во-первых, следы оставлены одним человеком: их контуры одинаковы, размер один и тот же. Нет других следов с другими контурами и другого размера.
Во-вторых, размер отпечатков в длину и ширину, их закруглённые носки, форма подковообразного каблука — все это недвусмысленно наводит на мысль о мужской обуви — Аввакум в этих вещах никогда не ошибался — сорок третьего размера: ни большого, ни маленького для мужчины среднего роста.
Можно было сделать, разумеется, ещё один категорический вывод: следы свежие, их давность не превышает одного дня. На первых двух-трех ближайших к двери отпечатках были заметны пятна, образованные влажной пылью. На ощупь эти пятна были ещё мягкими, не имели той осязаемой ноздреватой корочки, которая непременно образуется при более длительном соприкосновении влажной пыли с сухим воздухом. Аввакум мог бы побиться об заклад — эти следы были оставлены сегодня, по всей вероятности, к полудню.
Он выпрямился, потушил фонарик и прислонился спиной к дверному косяку. Жёлтый глаз с гирляндами потемневшей паутины под ним как бы уставился в лицо Аввакуму, ожидая какого-то знака. Но ожидание это было вялым, исполненным старческой примирённости. Да и в самом деле, что особенно интересное может случиться на ступеньках лестницы, которая ведёт к чёрному ходу в дом и выводит на задний двор, где стоят мусорные ведра…
Итак, резюме сводится к следующему:
А. К полудню или немногим позднее некто вошёл через чёрный ход и поднялся по спиралеобразной лестнице сюда, к этой облупленной оранжевой двери, за которой светит или, вернее, мерцает почти перегоревшая электрическая лампочка.
Б. Это произошло во время сильнейшего дождя. Обувь неизвестного, видно, была очень мокрой, раз подошвы не успели просохнуть после того, как «побывали» на шестнадцати сухих, впитывающих воду ступенях.
В. Чтобы отпереть особый замок двери, некто заранее подобрал особый ключ.