Маленькая птичка
Шрифт:
— Ты выглядишь потрясающе, — говорю я ей, осматривая ее. На ней черное шелковое платье с тонкими бретелями и глубоким вырезом. Материал не слишком обтягивает ее фигуру, до середины бедра, позволяя видеть ее кремовые бедра. Ноги обуты в туфли на каблуках, а волосы она перекинула через одно плечо, локоны лежат свободно, а кудри подпрыгивают на груди.
Ее глаза встречаются с моими, прежде чем посмотреть на мои губы, а затем и на все мое тело.
Нам нужно, чтобы наша встреча с Гриффином выглядела совершенно нормально. Раз уж мы готовы к войне, люди поймут, что среди нас
Беру ее за руку, когда мы спускаемся по лестнице и отправляемся в не по сезону холодную ночь. Тучи закрывают темное небо, луна задыхается под толстым одеялом, а ветер тревожит дубы, окружающие территорию. Рен садится на задние кресла внедорожника, а я следом за ней, притягивая ее, когда она пытается сесть с другой стороны.
Она качает головой, но все равно садится ко мне под бок.
Гравий на подъездной дороге хрустит под шинами, когда мы начинаем свой путь по длинной дороге.
Моя рука лениво рисует круги на ее обнаженном плече:
— Я хочу, чтобы ты была осторожна сегодня вечером, — говорю ей.
— Со мной все будет в порядке, — вздыхает она.
Я не могу не чувствовать, ее ложь. Не намеренно, но предчувствие дурного сильно давит на меня.
Это подстава.
Засада.
Теперь, когда у меня есть Рен, я не могу с ней расстаться. Она наркотик, и, как и все наркоманы, я нуждался в ней с каждым днем все больше и больше.
Был ли я эгоистом? Конечно.
Я знал, что держать ее при себе принесет больше вреда, чем пользы, но теперь угроза существует: я не могу просто вернуть ее. Маркус Валентайн хочет от нее чего-то, и я знаю, что это не передача его долбанного наследия, и Синдикат уже дважды покушался на ее жизнь. Оба раза, когда она была со мной.
Я терял контроль.
Не могу этого допустить.
Сегодняшний выход был не только в информационных целях, он доказательство всем ублюдкам, которые нападают на нас, что мы сильны. Нас нельзя запугать. Мы их не боимся.
Это мой город уже долгое время, а Сильверы вероятно владеют им дольше чем большинство из них живет на свете. Чтобы получить ключ, им придется вырвать его из моих холодных мертвых ладоней.
— Маленькая птичка, — я поднимаю ее подбородок, — знаю, что ты будешь осторожна, но я серьезно, что бы не случилось, не отходи от меня.
— Как будто ты мне позволишь, — усмехается она, поддразнивая.
Просовываю большой палец между ее губ, подавляя стон, когда она обхватывает его пухлыми губами и сосет.
— Этот рот доставит тебе неприятности, — предупреждаю я.
Она поднимает бровь, бросая вызов.
— Доставит мне неприятности или тебе?
Я смеюсь. Ох, этот рот может доставить мне много неприятностей. Ее зубы царапают кожу на моем пальце, прежде чем она отпускает его и наклоняется вперед, чтобы поцеловать мое горло. Когда она отстраняется, ее брови низко опускаются, глаза изучают мое лицо, как будто она ищет ответы на вопросы в своей голове.
— Что такое? —
Она качает головой, отводя взгляд.
— Ничего.
Она врет.
— Ну, птичка, — тяну ее назад, — Что происходит в этой голове?
— Мы на месте, — перебивает водитель, давая Рен прекрасную возможность выскользнуть из моей хватки и выйти в открытую для нее дверь на другой стороне машины. Мой человек стоит рядом, прикрывая ее своим телом, как было приказано.
Обладал ли Валентайн или даже Синдикат такой лояльностью? Защищать женщину, даже если придется использовать собственное тело, чтобы оградить ее от любых встречных атак? Я сомневался в этом.
Он показывает ей на дверь, и мы следуем за ним. Райкер уже где-то здесь, а Гриффин должен прибыть чуть больше чем через час.
Мы идем через нижнюю часть клуба, лавируя между номинальными лицами, выпускающими пар, где ни один бдительный глаз не может оценить их действия.
— Этот город действительно коррумпирован, — комментирует Рен, когда мы заходим в лифт, который доставит нас на балкон. После нападения его отремонтировали, теперь стекла укреплены на случай, если подобный инцидент повторится. Похоже, Синдикат не заботился о том, была ли эта война тайной или нет, они не связаны напрямую и, следовательно, не могут быть причастны. Они сидят в своих удобных креслах в своих офисах и наблюдают за тем беспорядком, который они создали.
Они считают себя богами.
Мы докажем, насколько они ошибаются.
— В каждом есть немного тьмы, — говорю я, когда двери закрываются.
— Ты не чувствуешь за это вины? — Спрашивает она, нахмурившись.
— Если это не я, то это будет кто-то другой, — говорю я ей честно, — Мы контролировали этот город и подполье сотни лет, задолго до того, как кто-либо из нас даже родился.
Сильверы поддерживают чистоту на улицах.
Она смеется без юмора.
— Едва ли ты святой, Лекс, ты торгуешь наркотиками, оружием, деньгами.
— Да, — подтверждаю я, — Но лично я этого не делаю, просто контролирую тех, кто это делает. Если бы не я, наркотики на наших улицах были бы хуже и грязнее, а насилие с применением огнестрельного оружия в десять раз больше, чем сейчас. Здесь будут править банды, сутенеры и дилеры, мы же гарантируем, что этого не произойдет.
— Лично ты так не делаешь, но убиваешь.
— Тех, кто этого заслуживает, да.
— А Валентайн?
— Валентайн — паразит, Маленькая птичка, рыбешка, плавающая с акулами. Он верит, что способен захватить этот город.
— Значит, это просто демонстрация власти?
— Нет, он убил мою мать. Ты была моей местью, пока…
— Я стала твоей пешкой. — Она заканчивает.
— Теперь ты больше, чем это.
Она тяжело вздыхает:
— Ты убьешь его?
— Со временем, но прямо сейчас у меня есть более серьезные проблемы, с которыми мне нужно разобраться.
— Например?
— Синдикат.
Она качает головой:
— Политика.
Я смеюсь:
— Да.
— А что произойдет, если я не захочу в этом участвовать? — После недолгого молчания она добавляет: — Ты меня отпустишь?