Маленькая, ты попала!
Шрифт:
— Домой.
Я вопросительно посмотрела.
— В Поляну.
Поляна — это район за городом, где живут богатые люди.
Вот туда — то мне и надо. Скорее всего, там и держат отца Марата. Туда и поехали.
Но в тот день походить мне по дому не удалось. Остереглась, чтобы не подумали, что я вынюхиваю. Привезла босса, поставила машину и пошла в водительскую. Спать очень хотелось.
Показали мне комнату для водилы, а там целая квартира. Ну, ничего так нормально. Все условия.
Начала я ко сну готовиться, дверь закрыла, разделась, включила душ. Тут стук
— Начинается.
Вот кто бы ни был, решила, получит по яйцам. Это только Марату всё можно, остальным нельзя.
Подхожу, смело открываю нараспашку дверь…
В проёме стоит бабище… ну как бабище, это я таких дев так называю.
Там короче сплошной силикон.
Стоит и на меня возмущённо смотрит.
— Вам кого? — говорю.
— Запомни, — палец подняла с омерзительным длинным, как у курицы ногтем, — если хоть одним глазом или пальцем, или не дай бог языком коснёшься его…
— Кого? — не поняла.
— Савушку.
— Какого нафиг Савушку?
— Лысого Савушку, — говорит гордо и взглядом меня жжет. Ещё немного и вспыхну.
— У меня парень есть, — говорю, чтобы успокоить.
— У всех парень, а как к Лысому прицепятся, потом приходится оттягивать. Слышали мы уже такую песенку и не раз.
— Так то песенка, а я тебе русским языком объясняю ферштейн? Андестенд? Парень у меня — жених, понимаешь. Жениться на мне собирается. Скоро свадьба.
При словах жениться и свадьба ей что — то не очень хорошо стало. Позавидовала наверное. Её Савушка такую красавицу в жены пока видно не зовёт и позовёт явно нескоро. А там и силикон подвянет — менять уже никто не будет. Легче красавицу поменять, на более свежую с большим сроком годности.
На слова о моём скором замужестве девуле, которой давно под тридцать пять, нечем было крыть.
— Я тебя предупредила, — она повернулась и пошла, пошла.
А я в душ.
Начинается. Вот ещё забота.
Ничего, справимся и не с такими дурами справлялись.
— Вы чего это мудаки вонючие придумали! Мою малую — Лысому в водилы?
— Она сама так решила, — Прохор отвечает медленно.
— Да я вас всех по одному…
— Уймись.
— Что, сука? — кинулся я к Прохору.
Но он встал шкафом и вроде как больше стал, разбух от тихой злости…на меня.
— Уймись Марат. Или сейчас мы все развернёмся и пойдём отсюда. А ты останешься. Ори на стены, сколько тебе влезет. Достал ты уже. Всех нас достал.
— Что — о? И это говоришь ты, кому я…
— И меня достал. Надоело с тобой нянькаться. Мы к тебе по — хорошему, а ты всех с гомном смешать пытаешься. Тут уже никакие бабки не помогут. Надоело нам. Сколько раз я тебя из передряг вытягивал и ни одного человеческого спасибо не услышал. Вот ты у меня Марат уже где, — он показал на шею, — Без шуток.
— Значит, ты увольняешься? — тут уже и я заговорил серьёзно.
Но Прохор поднял руку, чтобы я замолчал.
— Слушай меня Марат, чтобы потом не переспрашивать. Я не только от себя говорю, но и от всех пацанов.
Я зыркнул, все кивнули. И смотрят напряженно, ещё немного и в горло мне
А Прохор продолжает:
— Без отца своего Марат — ты никто. Ноль. Нет у тебя людей, мы все — люди твоего отца и не обязаны тебе подчиняться. Здесь мы сейчас только потому, что цель у нас одна и та же, вытянуть Барсука из передряги. С тобой или без тебя, мы это всё равно сделаем. Но только не ты будешь тут строить планы, а вместе будем. Ты понял? Хочешь, участвуй, но только наравне со всеми. Ты такой же подчинённый у своего отца, как и мы. И ничего не сделал такого, чтобы мы все поверили и пошли за тобой. Ничего не делаешь, только орёшь направо и налево, какой ты сука крутой. Так вот, сегодня мы говорим тебе все — ты не крутой. Если крутой, покажи что умеешь, только не ори, надоели твои вечные крики, как баба в колхозе.
Вот это я прозревал не по шутке. Глазами дергаю на каждого, все смотрят сурово. Как волки. Вроде, как и ненавидят меня походу.
Не, ну я что, вот так людей довел? Во блин. Хреново оказывается дело.
— Короче, что я этим хотел сказать, — продолжает Прохор, — Дело решаем, пока малая там. Ты такой же солдат, как и мы, не выше. Согласен?
Внутри у меня всё дергается, сопротивляется. Не хочу быть как они, хочу быть выше, хочу командовать, хочу…
Ага, ты придурок, не слышал, что тебе сейчас Прохор черным по белому сказал. Так отбойным молотком уши чисть надо, а не палочками с ваткой.
Ты никто и зовут тебя никак. Хочешь отца вызволять, язык в жопу засунь и по существу, а не как привык, на всех кидаться.
Понты твои Марат здесь не нужны никому. Мужикам насрать, какой ты крутой. Только телки в клубе на понты западают.
Да, подмочил себе репутацию, а мне ещё тогда отец говорил, делай Марат что — то, придёт времечко… вот оно и пришло.
Стою, они все на меня таращатся. Ждут, что скажу, не соглашусь — развернутся всей толпой и уйдут из этого дома. Моего же сука отца выручать, только без меня щенка.
А соглашусь, значит — в строй. Солдат.
Нет, не могу без этих людей, пусть солдатом, но с ними. Иногда ведь нужно поскользнуться и упасть. Ладно. Хорошо. Понял. Вот сейчас понял.
Значит не зря меня малая стулом то этим по черепушке огрела. Потеплело что — то в мозгах. Извилины зашевелилась. Пошел интеллектуально — развивательный процесс. И глянь ты и понты притихли. Значит помогло. Меняюсь.
— Я с вами пацаны. Я всё понял.
Смотрю, улыбаются. Довольны. Любят меня всё равно черти. Хоть какой я падла, а любят.
Прохор подошел, руку протянул.
Я взял, пожал. Он дернул меня, обнял, стукнули друг друга по плечам.
Это чё сука, чёт даже на слезу чуть не пробило.
— Хорошо. Тогда сейчас все отдыхаем, — говорит, ко всем обращаясь, Прохор, — а потом решать будем, как Барсука вызволять.
21
На третий день удалось побродить по дому.
Правда силиконовая курица без конца за мной приглядывала. Но иногда и ей нужно было заниматься своими прямыми обязанностями — обслуживать Лысого.